Хотя историки обращают внимание
прежде всего на борьбу Семена Ивановича с другими претендентами на
великокняжеский владимирский стол, прежде всего полагалось решить вопрос о
наследственных правах на Московское княжество. Все эти поездки окажутся
непонятными, если принять точку зрения о переходе прав на княжение уже по
завещанию 1339 года.
Во-вторых, надо обратить внимание и
на более поздние факты. Известно, что во время спора в Орде в 1432 г. о великом княжении
между Василием II и Юрием Галицко-Звенигородским боярин Иван Дмитриевич Всеволожский
резко противопоставил «царево жалованье» (ярлыки) и «мертвую грамоту» (духовную
грамоту Дмитрия Донского).
Показательно, что в сознании людей
XV в. даже после слияния Владимирского великого княжения с Московским ярлыки и
духовные грамоты совершенно недвусмысленно различались.
Противоречит трактовке Каштанова и
конкретная ситуация 1339 года. Предметом завещания Калиты является, как
известно, исключительно Московское княжество— «московская отчина и ее
семейно-вотчинные распорядки», по определению А. Е. Преснякова. Но спор перед
Узбеком шел о великом княжении, и, таким образом, составление духовной и
поездка в Орду сопряжены только по времени, и нет оснований толковать сообщение
летописи о «пожаловании царем» в 1339
г. Ивана Калиты как аргумент в пользу предположения
Черепнина.
В Рогожском летописце, восходящем к
более древним летописным сводам, речь идет лишь о великом княжении. Отводится,
в связи с этим, и версия о третьем (не утвержденном и якобы утерянном)
варианте духовной с «куплями», который и не мог быть составлен.
Под «куплями», как показал Кучкин,
подразумевались полученные у хана «по мзде» ярлыки на мелкие княжества — Галицкое,
Белозерское и Углицкое. Поэтому в принципе ни о каком включении их в завещание
говорить невозможно: ярлык не наследовался, а покупался. Ордынский хан мог
передать его любому другому русскому князю. Так, уже в 1339 г. (показательно
совпадение дат) Белоозеро вернул себе старый вотчич — князь Роман Михайлович.
Не являются достаточными
аргументами в пользу гипотезы об утверждении духовных и особенности формуляра.
Выражение «идя в Орду» указывает лишь на обстоятельства написания документа, а
слова «никим не нужон» — на автономность воли завещателя.
К тому же трудно допустить, чтобы
Узбек, верховный сюзерен русских князей («царь», по выражению летописца),
принудил Ивана Даниловича составить «душевую» с перечислением и мелкого движимого
имущества («чепи, порты, блюда, чаши, золоченая коробочка» и т.д.).
|