Вотчина и государство. Таковы успехи, достигнутые московским политическим
самосознанием путем столь разнообразных усилий. Объединение Великороссии повело
к мысли о соединении всей Руси под одною властью и к стремлению придать этой
власти не только всероссийское, но и вселенское значение. Но во имя чего
объединили Великороссию и хотели объединить всю Русь?
Иван III настойчиво заявлял, и его преемники
повторяли, что вся Русская земля – их отчина. Значит, новый союз, образуемый
объединявшейся Великороссией, подводился под старую политическую форму: ни из
чего не видно, чтобы Иван III понимал отчину как-нибудь иначе, не так, как
понимали эту форму его удельные предки. Но общественные союзы имеют свою
природу, требующую соответственных ей политических форм.
В удельной вотчине, где свободные обыватели находились
к князю во временных договорных отношениях, ежеминутно способных порваться,
князь был собственником только территории, земельного пространства с хозяйственными
угодьями. Страна, населенная целым народом, для которого она стала отечеством,
соединившись под одною властью, не могла оставаться вотчинной собственностью
носителей этой власти.
В Москве заявляли притязание на всю Русскую землю как
на целый народ во имя государственного начала, а обладать ею хотели как отчиной
на частном удельном праве. В этом состояло внутреннее противоречие того
объединительного дела, которое с таким видимым успехом довершали Иван III и его
преемник. Иван III, первый из московских князей громко объявлявший всю Русскую
землю своей вотчиной, кажется, чувствовал это противоречие и искал из него
выхода, усиливаясь согласовать свою вотчинную власть с требованиями
изменившегося положения. Увидев себя государем целого православного народа, он
сознавал, хотя и смутно, те новые обязанности, какие ложились на него как на
поставленного свыше блюстителя народного блага. Мысль об этом мелькнула при
одном случае, о котором, впрочем, узнаем далеко не из первого источника.
В 1491 г.
по договору Иван велел своим удельным братьям послать их полки на помощь своему
крымскому союзнику, хану Менгли-Гирею. Удельный князь Андрей Углицкий не
послушался, не послал своих полков. В Москве сначала смолчали и, когда князь
Андрей приехал в столицу, приняли его ласково, но потом неожиданно схватили и
посадили в тюрьму.
Митрополит по долгу сана ходатайствовал перед великим
князем за арестованного; но Иван отказался дать ему свободу, говоря, что этот
князь и раньше несколько раз злоумышлял против него. «Да это бы еще
ничего, – добавил Иван, – но, когда я умру, он будет искать великого
княжения под внуком моим, и если даже не добудет княжения, то смутит детей
моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут Русскую землю бить,
жечь и пленить и дань опять наложат, и кровь христианская польется по-прежнему,
и все мои труды останутся напрасны, и вы по-прежнему будете рабами татар».
Так повествует Татищев в своем летописном своде, не
указывая, откуда заимствовал слова великого князя. Во всяком случае, с тех пор
как был обеспечен успех московского собирания Руси, в Иване III, его старшем
сыне и внуке начинают бороться вотчинник и государь, самовластный хозяин и
носитель верховной государственной власти.
Это колебание между двумя началами или порядками
обнаруживалось в решении важнейших вопросов, поставленных самым этим собиранием, –
порядке преемства власти, ее объеме и форме. Ход политической жизни
объединенной Великороссии более чем на столетие испорчен был этим колебанием,
приведшим государство к глубоким потрясениям, а династию собирателей – к
гибели.
|