Хруль, Скрябин, Гусев, Яропкин, Поярок и др. Решено
было, что Василий убежит из Москвы; у великого князя, кроме Москвы, сберегалась
казна в Вологде и на Белоозере: Василий захватит ее, а потом погубит Димитрия.
Заговор этот, неизвестно каким образом, открылся в декабре 1497 года; в то же
время государь узнал, что к жене его Софии приходили какие-то лихие бабы с
зельем.
Иван Васильевич рассвирепел, не хотел видеть жены,
приказал взять под стражу сына; всех поименованных выше главных заговорщиков
казнили, отрубали сперва руки и ноги, потом головы; женщин, приходивших к
Софии, утопили в Москве-реке и многих детей боярских заточили в тюрьмы.
Наконец, назло Софии и ее сыну, 4 января 1498 года Иван Васильевич торжественно
венчал своего пятнадцатилетнего внука в Успенском соборе так называемою шапкою
Мономаха и бармами. Это было первое коронование на Руси.
Но прошел год, и все изменилось. Иван Васильевич
помирился с женою и сыном, охладел к Елене и внуку, разгневался на своих бояр,
противников Софии. Самолюбие его было оскорблено тем, что Патрикеев и
Ряполовские взяли большую силу; вероятно, Иван Васильевич хотел показать и себе
самому и всем другим свою самодержавную власть, перед которою все без изъятия
дожны поклоняться. 5 февраля 1498 года князю Семену Ряполовскому отрубили
голову на Москве-реке за то, что он «высокоумничал» с Патрикеевым, как
выражался Иван. Та же участь суждена была Патрикеевым, но митрополит Симон выпросил
им жизнь. Князь Иван Юрьевич Патрикеев и старший сын его Василий должны были
постричься в монахи, а меньшой Иван был посажен под стражу.
После того Иван Васильевич провозгласил своего сына
великим князем государем Новгорода и Пскова. Такое странное выделение двух
земель поразило псковичей, недавно признавших своим будущим государем Димитрия
Ивановича. Они не понимали, что все это значит, и решили послать троих посадников
и по три боярина с конца к великому князю за объяснениями. «Пусть, — били
они челом, великий государь держит свою отчину по старине: который будет
великий князь на Москве, тот и нам был бы государем».
В то же время псковичи не дозволили приехавшему к ним
владыке Геннадию поминать на ектеньях Василия. Великий князь принял псковских
послов гневно и сказал: «Разве я не волен в своих детях и внуках? Кому хочу,
тому и дам княжение». С этим ответом он послал назад во Псков одного из посадников,
а прочих послов засадил в тюрьму. Псковичи покорились, позволили поминать в
церкви Василия и послали новых послов с полною покорностью воле великого князя.
Тогда Иван Васильевич переменил тон, сделался ласковым и отпустил заключенных.
Венчанный Димитрий продолжал несколько времени носить
титул великого князя владимирского и московского, но находился с матерью в
отдалении от деда; наконец, 11 апреля 1502 года государь вдруг положил опалу на
него и на его мать. Как видно, в этом случае действовали внушения не только
Софии, но и духовных лиц, обвинявших Елену в том, что она принимала участие в
явившейся в то время «жидовской ереси». Василий объявлен был великим князем
всея Руси. Запретили поминать Димитрия на ектеньях.
Через два года Елена умерла в тюрьме в то самое время,
когда только что в Москве совершены были (1504 г.) жестокие казни над
еретиками. Несчастный сын ее должен был пережить мать и деда и изнывать в
тяжком заключении по воле своего дяди, преемника Иванова. Событие с Димитрием и
Василием было проявлением самого крайнего, небывалого еще на Руси самовластия;
семейный произвол соединялся вместе с произволом правительственным.
Ничем не осенялся тот, кто был в данное время
государем: не существовало права наследия; кого государь захочет, того и
облечет властию, тому и передаст свой сан; венчанный сегодня преемник завтра
томился в тюрьме; другой, сидевший в заключении, возводился в сан государя;
подвластные земли делились и соединялись по произволу властелина и не смели
заявлять своего голоса. Государь считал себя вправе раздать по частям русскую
землю кому он захочет, как движимое свое имущество.
|