Настал последний день феодальной республики. В этот
день в городе уже не собиралось вече. Князь Иван Юрьевич Патрикеев в
сопровождении Федора Давыдовича Хромого, князя Ивана Стриги Оболенского и
Василия и Ивана Борисовичей Тучков Морозовых явился во владычную палату. После
краткого вступительного слова главы делегации на владычном дворе начали
приводить ко кресту бояр и житьих, которые не были на «Паозерье». А в каждом из
пяти концов великокняжеские дети боярские и дьяки приводили к целованию всех
прочих. «Все целовали люди» — даже жены боярские и вдовы, даже «люди
боярские» — зависимые от господ слуги.
Три дня спустя новгородские феодалы принесли особую
феодальную присягу — отныне они превратились в служилых людей великого князя
всея Руси. А 20 января из Новгорода в Москву помчался гонец с вестью, что великий
князь «отчияу свою, Великыи Новгарод... привел в свою волю в учинился на нем
государем, как и на Москве».
29 января, в четверг на масленице, великий князь
въезжает в «свою отчину», отныне полностью, безоговорочно признающую его
власть. Под своды древнего храма, построенного сыном Ярослава Мудрого, великий
князь впервые вступает как «государь» новгородский. Потом он возвращается в
свою ставку.
Четыре недели после «отворения» города стоит великий
князь на «Паозерье». Опять к нему является владыка, приезжают бояре и житьи.
Опять идут пиры, опять подносят подарки, в том числе диковинное «яйцо
струфокамилово» (страусовое), окованное серебром.
Но в Новгороде —не праздники, а будни.
Умирают «старые мужи и жены, и молодые детки»—
свирепствует очередная эпидемия, вызванная голодом, холодом, скученностью во
время осады. «Выкоплють яму, ино в тую яму два, и три, и десять человек в одну
яму» и кладут.
На Ярославовом дворе поселяются наместники — князья
Оболенские, Иван Стрига и брат его Ярослав, на Софийской стороне — Василий
Иванович Китай Новосильцев и Иван Зиновьевич Станищев. Отныне они будут «дела судебные
и земские правити по великого князя пошлинам и старинам». «А владыке
новгородскому, опричь своего святительского суду, ни посадником, ни тысяцким,
ни всему Новугороду не вступатися ни во что же». И послы, «приехав с иное
земли», будут теперь править посольства только к наместникам, «а не владыке, ни
к Новугороду».
Наместник князь Иван Стрига изымает у новгородцев
«грамоты докончалные, что докончания не было им с великими князи литовскими и с
королем». Берутся под стражу Марфа Борецкая с внуком, купецкий староста Марк
Панфильев, житий Григорий Арзубьев, да еще Иван Савелков, и Окинф с сыном, и
Юрий Репе-хов. Все восемь «пойманных» отправляются на Москву, «животы» их
отписываются на великого князя. Новая власть вступает в силу.
Судьба средневекового города, сдавшегося на милость
победителя, отнюдь не завидна. Тем более если победитель — глава феодального
государства, в глазах которого горожане — не более чем изменники.
Осенью 1520 года, после долгой осады, Стокгольм открыл
наконец ворота своему королю и повелителю — Кристиерну II Датскому, В грамоте,
скрепленной печатями короля, епископа и государственного совета, горожанам была
обещана полная амнистия. В главном соборе Стокгольма на Кристиерна торжественно
возлагается корона королей Швеции. Цвет городского общества приглашается в
королевский дворец...
Ровно в полдень 8 ноября под звуки трубы два епископа,
бургомистры, члены городского совета, двенадцать светских аристократов,
окруженные палачами и стражей, выводятся на большую городскую площадь... В
первый день было казнено около ста человек, на следующий день расправа
продолжалась. Три дня по улицам и площадям текла кровь
и лежали горы непогребенных трупов. Потом, по
распоряжению короля, все они сваливаются в огромные кучи и сжигаются. Это была
знаменитая в истории скандинавских стран «Стокгольмская кровавая
баня». Кристиерн II сводил счеты с
непокорными подданными... По сравнению с датским королем поведение
великого князя Ивана Васильевича кажется парадоксальным. Ни виселиц на площадях, ни публичных четвертований...
А ведь Новгород оказывал не менее упорное сопротивление, чем Стокгольм, и был
не менее опасным врагом. В чем же причина такого, сравнительно очень
гуманного отношения к побежденному городу? Не в при-»
родном добросердечии государя всея Руси, а в
дальновидном расчете, в политической стратегии строителя
великой Российской державы. Кристиерн Датский хотел внушить жителям
Стокгольма страх, великий князь Иван Васильевич стремился привлечь новгородцев на
свою сторону. Для Кристиерна, хотя он и считал себя шведским королем,
Стокгольм был чужим городом с враждебным населением. Для Ивана
III Новгород был его «отчиной», частью Русской земли. Пораженные ужасом шведы
недолго пребывали в оцепенении — на «кровавую баню» они ответили массовым
восстанием, и с датским владычеством было покончено. Великий Новгород вошел в
состав великого Русского государства. Торжественный въезд короля в Стокгольм
был концом его гордой власти, вступление великого князя в Новгород стало
началом новой эпохи в истории Русской земли.
|