При таких обстоятельствах понятен взрыв, потрясший все
новгородское общество. По словам московского летописца, ярость новгородцев
обрушилась прежде всего на посадника Василия Никифорова, только что (как мы уже
знаем) побывавшего в Москве. «Переветниче, был ты у великого князя, а целовал
еси ему крест на нас»,— кричали ему на вече. Боярин обвинялся в перевете —
государственной измене. Несмотря на его слова, что «целовал
есми крест к великому князю з том, что ми служити ему правдою и добра
хотети ему, а не на государя своего, Великого Новагорода, ни на вас, на свою
господу и братию», толпа «без милости убиша его». Псковский летописец поясняет:
его на вече изрубили в куски топорами. Оказывается, на него донес на вече
другой боярин — Захарий Григорьевич Овин. Но это не спасло
Овина: вместе с братом Кузьмою его убили у владыки на дворе, а сына
этого Кузьмы «замертво оставиша». Как сообщает устюжский летописец,
посадники Лука Федоров и Фефилат Захарьин были взяты под стражу — в любой
момент они могли подвергнуться той же участи.
Расправа новгородцев с боярами-переветниками
подтверждает, что посольство о титуле действительно имело место и было именно
таким, как его описывает московский официальный летописец. Но оно отражало волю
не всего Великого Новгорода, а только кучки бояр-интриганов. Ведь новгородское
вече отнюдь не выступило против бояр вообще, против боярства в целом, а только
против тех, которые «без Великого Новагорода ведома тую прелесть чинили». У
них-то новгородцы «и живот (имущество. — Ю. А.) пограбили, и дворы и доспех
поотнимали и всю ратную приправу». В их «перевете» вече не сомневалось.
Итак, группа достаточно влиятельных новгородских
посадников и бояр (может быть, не без ведома владыки Феофила) действительно
обратилась к великому князю с предложением называть себя «государем» Великого
Новгорода. Что же могло толкнуть их на такой беспрецедентный шаг? Что могло побудить
посадников и бояр, членов правящей новгородской элиты, превратиться в
презренных «переветников», изменников родного города?
Самым вероятным кажется предположение, что влиятельная
группа бояр (возможно, державших в то время бразды правления) решила упредить
события и добиться реального соглашения с великим князем ценой отказа от
автономии Новгорода. Наиболее дальновидные представители господы не могли не
понимать, что с боярской республикой фактически все кончено. И суд на Городище,
и особенно суды в Москве в феврале— марте 1477 года ясно свидетельствовали об
этом. В этих условиях мысль о добровольной капитуляции перед великим
князем вовсе не была такой уж нелепой. Бояре, приглашавшие великого князя стать
«государем» в Новгороде, могли надеяться, что он оценит их «преданность» и
сохранит за ними их земли, их общественное положение. Они могли надеяться, что
именно через них великий князь будет управлять-своей «отчиной». Именно поэтому
злополучный Василий Никифоров бил челом в службу великому князю, т. е. принес
ему феодальную присягу, стал его служилым вассалом. Формально говоря, тут еще
не было акта измены в прямом смысле по отношению к Новгороду. Вполне могло
быть, что боярин, как он и объяснял на вече, действительно не целовал креста
«на свою господу и братыо», «на государя своего Великого Новгорода», т. е. не
принимал на себя обязательств, непосредственно направленных против новгородцев.
Но, во всяком случае, это была, несомненно, двойная игра — тайно переходя на
службу к великому князю, боярин фактически предавал интересы своего города. «Перевет»
был налицо.
Трагедия Новгорода, точнее, новгородского боярства
заключалась именно в безысходности, безальтернативности положения. Оно
оказалось между молотом и наковальней. Те, что оставались верными Великому
Новгороду, его «старине и пошлине», с необходимостью превращались во врагов
великого князя со всеми вытекающими отсюда последствиями. При очевидной неизбежности
скорого падения республики они не могли ожидать лично для себя ничего хорошего.
Потеря имущества, социального положения, а может быть, свободы и самой жизни
была для них наиболее вероятной перспективой.
Те, что пытались перейти на сторону великого князя,
неизбежно оказывались «переветниками» и должны были ожидать заслуженную
расправу на вече.
Тут-то и могла родиться идея приглашения великого
князя, «превентивной» капитуляции перед ним. Только власть великого князя могла
спасти «приятных» ему бояр от народной расправы, только соглашение с ним —
попросту говоря, переход к нему на службу — могло сохранить за ними их земли.
Новгородцы должны были пойти по стопам псковичей — признав великого князя
«государем», оставаться его «добровольными мужами», сохраняя прежнее внутреннее
устройство. Дальнейшие события показали, однако, что все это было не больше чем
прожектерство.
Великий князь потребовал не формального, а реального
установления своей власти в Новгороде. Его программа, изложенная на вече
боярином Федором Давидовичем, не оставляла в этом ни малейших сомнений. Правда,
в изложении псковской летописи (нашего единственного непосредственного
источника об этом) ничего не говорится о посадниках, о тысяцких, о вече,
т. е. о собственно новгородских институтах. Но если
суд в Новгороде становится монополией великого князя, если
«по всем улицам» «сидят» его тиуны, то ясно, что старые республиканские институты
теряют всякое, даже формальное, значение. Программа великого князя
была несовместима с основами политического строя боярской республики.
Принятие этой программы означало бы конец вечевого республиканского
строя. Ясно, что ни основная масса рядовых «мужиков-вечников», преданных
своему старому городу, ни — что, может быть, еще более важно —
основная масса посадников и бояр, элиты, державшей в своих руках всю
политическую власть, не могли пойти на принятие такой программы. Попытка «мирного» установления новых порядков в Новгороде, «мирной» ликвидации республики с сохранением боярских
привилегий оказалась всего-навсего боярской утопией. Опытом псковичей
воспользоваться не удалось. Слишком глубоки оказались противоречия между великокняжеской
властью на Москве и новгородским боярством в целом, между сторонниками и
противниками Москвы в среде этого боярства. Вечевой стро'й Пскова мог еще до
поры до времени как-то вписываться в политическую систему централизованного государства. Республика
могущественных новгородских бояр была с
этим государством несовместима. Борьба между боярскими группировками
решалась топорами на вечевых сходках. Миссия Подвойского Назара и дьяка Захария
провалилась.
|