В Яжелбицах, в центре одного из новгородских погостов,
после нескольких дней переговоров был подписан мир — очередное соглашение между
новгородской господой и ее сюзереном, великим князем всея Руси. Едва ли можно
называть этот договор переломным в московско-новгородских отношениях, как это
часто делается в литературе. Яжелбицкий мир повторил почти без изменений
традиционные нормы «докончаний» между великим князем и новгородскими боярами.
Новой была статья: «А вечным грамотам не быти». Обычно ее понимают как
запрещение новгородскому вечу выдавать грамоты. Но если это так, то статья не
соблюдалась — известны грамоты, выданные от имени веча и после Яжелбиц. Все, в
сущности, оставалось по-старому, что и подчеркивается многократно в самом
тексте Яжелбицких докончаний (они дошли до нас в двух грамотах— новгородской и
московской, хранящихся ныне в Рукописном отделе Государственной публичной
библиотеки в Ленинграде). И оформлялись соглашения по старой традиции: «князь
великыи Василей Васйльевичь и князь великыи Иван Васйльевичь», с одной стороны,
«посадник, и тысяцкый, и весь Великой Новъгород», с другой, должны были на этих
грамотах целовать друг к другу «крест... по любви, в правду, безо всякой
хитрости.
Хотя значение Яжелбицких докончаний, как тако-иых, не
следует преувеличивать, важность февральских событий 1456 года недооценивать
тоже никак нельзя. Господин Великий Новгород впервые продемонстриро-нал свое
военное бессилие перед лицом новой военной организации, складывавшейся в
Москве. Ядро московских войск составляла конница детей боярских — почти
профессиональных воинов великого князя. Создание такой конницы стало возможным
благодаря крупным успехам в развитии феодального землевладения и хозяйства—
именно земельные владения (точнее, рента, получаемая с крестьян) служили
материальной основой для служилого феодального ополчения. До такой организации
боярскому Новгороду было далеко. Не было и навыка в ратном деле, который у
московских воинов имелся в избытке,— ведь они ежегодно несли тяжелую и опасную
службу на южном рубеже, на «Берегу» (Оки), отделявшем Русь от Дикого Поля, где
кишели воинственные ордынские наездники.
Сражение под Русой и Яжелбицкий мир должны были
заставить новгородскую господу задуматься над перспективами своей политики.
Силы всей Русской земли постепенно стягивались к Москве, под знамена великого
князя. Господин Великий Новгород должен был или смириться с властью своего сюзерена,
или искать какие-то новые, более надежные пути обеспечения своих вассальных
прав.
Таким путем могло быть прежде всего усиление связей с великим княжеством Литовским
— грозным соперником Москвы. И в первые же годы после Яжелбиц-кого мира
контакты боярского руководства с великим князем Казимиром (он же — король
польский) действительно возрастают.
1 ноября 1458 года «приеха из Литвы от короля Казимира
королевич в Великый Новъгород, и новгородци прияша его в честь». С королевичем
приехал и посол, которого новгородцы отпустили к королю «добре почтивше и одаривше».
Двоюродному брату короля Казимира, князю Юрию Семеновичу, бояре «даша...
пригороды Новгородчкыи: Русу, Ладогу, Орешок, Корель-ской, Яму, пол Копорьи».
Под контролем литовского князя оказались важнейшие стратегические позиции
Новгородской земли. Приглашение литовского князя на пригороды формально не
противоречило Яжелбицким соглашениям (по ним новгородцы обязывались только не
принимать к себе беглых русских князей—«лиходеев»), но тем не менее
свидетельствовало об определенной политической ориентации господы. Отношение ее
к великому князю-сюзерену продолжало оставаться двусмысленным. Яжелбицкий
договор не принес подлинного смягчения конфликта. Вот почему в январе 1460 года
слепой великий князь Василий отправился в Господин Великий Новгород: ему,
наверное, казалось, что личные переговоры с новгородскими властями принесут
больше пользы, чем сношения через формальных послов.
Великий князь Василий был волевым и отважным
человеком. В злосчастный день боя под Суздалем он смело сражался в самых первых
рядах. Нельзя не подивиться неиссякаемой энергии, с которой он много лет вел
борьбу за свои великокняжеские права. Не раз попадая в отчаянное положение, он
снова и снова вступал в схватку со своими врагами. Потерявший зрение, физически
беспомощный князь лично водил в походы свои полки, сам принимал важнейшие
политические решения. Правда, в последние годы рядом с ним стоял его юный
наследник Иван, тоже с титулом «великого князя». Иван уже самостоятельно ходил
в походы, уже одержал первую крупную победу на Оке, закрыв путь на Русь
очередному ордынскому набегу. Теперь он оставался в Москве, во главе
великокняжеской администрации. А сам великий князь Василий с двумя младшими
сыновьями приближался по зимней дороге к Великому Новгороду, своему могучему,
гордому, непокорному вассалу. Великий князь Василий совершал,
может быть, самый смелый поступок в своей жизни. Он клал голову в пасть льва.
«И архиепископ Иона Великого Новгорода и Пскова со
своим священным собором, и с мужи Новгородстии стретоша его честне с кресты».
Под колокольный звон древних новгородских храмов великий князь всея Руси
ппервые за сто четырнадцать лет «вниде» в собор «святей Софии, и стояв святую
литургию». После этого Василий Васильевич со своей свитой отправился на Городище,
традиционную великокняжескую резиденцию, где еще совсем недавно жил его враг,
Дмитрий Шемяка.
Ни новгородские, ни московские источники не сообщают,
о чем именно шла речь на переговорах великого князя Василия с новгородской
господой. Официальные им мятники той и другой стороны подчеркивают мирный, дружелюбный
и торжественный характер пребывания Василия Васильевича в городе святой Софии.
«Архиепископ, владыка Иона возда честь князю великому Василию Васильевичу всея
Руси и сыном его, князю Юрию и князю Андрею, и их бояром, чтивше его по многи
дни, и дары многы въздаст ему, и сыном его, к боляром его. Тако же и князь
Василий Васильевич Новгородский (Суздальский, находившийся в Новгороде.—
Ю. А.) воздал честь князю великому... По-тому же » степенный (посадник.— Ю. А.)
Великого Новгорода и бояре и весь Великий Новгород честь велику воздаша... и
дары многи»,—; утверждает новгородский летописец.
«Новгородцы... въездаша князю великому честь велику и
сыновьям его»,—солидаризируется с ним московский.
|