Медленно двигался великокняжеский поезд. Дорога шла
через Волок на Ламе, где великий князь «ел и пил» у брата Бориса, через спорный
Торжок. Только через две недели, в среду, 5 ноября, прибыл Иван Васильевич в
Волочек Вышний, первый новгородский стан на своем пути. Здесь его встретила
официальная новгородская депутация: Василий Микифорович Пенков с «поминками» от
владыки Феофила. Но тут же, на первом же стане, ждали великого князя и первые
новгородские «жалобщики» — Кузьма Яковль «с товарищи» принесли жалобы «на свою
же братью, на новогородцев». Дальше, дальше в глубь Новгородской земли. Еще
недавно здесь полыхала война, проносились московские всадники, пылали деревни.
Теперь все было тихо. По мирной земле, схваченной первыми осенними заморозками,
от стана к стану двигался великий князь со своей свитой, «с людьми со многими».
На стане на Виру его встретил официальный делегат новгородского веча —
подвойский (судебно-административный чин) Назар, опять же с «поминки». Боярин
Иван Иванович Лошинский из Словенского конца со своим «сестричем» (сын сестры)
Федором тоже поднес «поминки». Не дожидаясь приезда великого князя в Новгород,
бояре стремились упредить его на станах, заслужить его благоволение и милость
пожаловаться на своих соперников, оправдаться в его глазах.
Чем ближе к Новгороду — тем многолюднее депутации. На
Волме встречали посадники Фефилат Захарьин, Яков Федоров, Козма Фефилатов и
трое житьих «с поминки от Новагорода и от себе». Это богатые, знатные бояре
Прусской улицы. Отдельно от них назван Федор Исаков, тоже «с поминки». Федор
Исаков — это сын Марфы Борецкой, брат того самого Дмитрия, который подписал
когда-то договор с королем, был взят в плен на Шелони и казнен в Русе. Теперь
представитель могущественного клана Борецких, бояр Неревского конца,
искал милости главы Русского государства.
Перед великим князем предстали старые знакомые —
посадник Василий Казимир со своим кланом — братом и племянниками, посадники из
Словенского конца Лука Федоров и Григорий Тучин, Богдан Есипов и Олферий Офонасов,
тысяцкие старые, бояре и житьи. Но тут же били челом Ивану Васильевичу
«жалобники многи»— Олфер Гагин «с товарищи».
На следующий день, когда великий князь стоял на устье
Волмы, при впадении ее в Мету, прибыли одна за другой несколько депутаций —
посадников, тысяцких, бояр, житьих.
До Новгорода оставалось девяносто верст. На реке
Холове великого князя встретило все местное правительство Великого Новгорода:
сам архиепископ Феофил, князь Василий Васильевич Шуйский-Гребенка, степенный
посадник Василий Онаньин, степенный тысяцкий Василий Яковль, архимандрит Юрьева
монастыря Феодосии, игумены важнейших монастырей — Хутынского и Вяжицкого. От
владыки поднесли две бочки вина, «красного едина, и белого другая», «а от тех
от всех по меху вина». И еще два посадника и двадцать бояр и житьих ударили в
этот день челом великому князю, и «на обеде его ели и пили».
Но не только владыка с архимандритом и игуменами, не
только посадники и бояре, тысяцкие и житьи были в тот день у Ивана Васильевича.
«Приидоша к нему» и два старосты Славковой улицы — Иван Кузмин и Трофим Григорьев,
и старосты Микитиной улицы — Григорий Арзубьев и Василий Фомин. От обеих улиц
они «явили» бочку красного вина. Зачем приходили к великому князю уличанские
старосты? Чего хотели они от государя всея Руси? Ведь через несколько дней он
должен был быть в Новгороде. И официальные новгородские власти встречали его
достаточно щедро.
В пятидесяти верстах от города кроме бояр и житьих
встречали великого князя «мнози же от старост купецких и купцы многий», на
последнем стану на Шашкине — староста городищенскии «со всеми городищаны». И
везде, от всех - челобитья, «поминки», подношения. Бочки и мехи красного и
белого вина, яблоки, даже блюдо заморских винных ягод.
Ни торжественные встречи, ни «поминки» не могли
повлиять на основную цель «похода миром». Велики" князь приехал чинить суд
и управу, наводить порядки в своей «отчине». Посадники и бояре, встречавшие его
на станах с обильными подношениями, сам архиепископ были в его глазах не
гостеприимными хозяевами, а подданными. Сказочно богатыми, очень сильными, самостоятельными,
своенравными, гордыми своей силой, своей славой, своей стариной. Еще недавно
они отдавались под власть короля, вели новгородские полки против великого
князя. Изменились ли их взгляды, их настроения и мечты, их затаенные желания за
четыре года, после Шелони и Коростыни? Изменилось ли их поведение а Новгороде,
на вече, в Новгородской земле? Хорошо известно, что они ведут себя по-прежнему.
Самоуправствуют, насильничают. Держат себя независимыми господами. Чего же
стоят их смирение, их «поминки»?
Минуя Новгород, великий князь въехал, во вторник, 21
ноября, на Городище, в свою резиденцию, в которой не был еще ни разу. Началось
Городищенское стояние.
И сразу же начались конфликты. Владыка Феофил послал к
великокняжескому дворецкому своих людей, Никиту Савина и Тимофея, «кормы
отдавати» — вероятно, платить деньги, следующие с земель великого князя. Иван
Васильевич увидел в этом оскорбление своего достоинства. «Те к тому делу не
пригожи». «Озлобился» на владыку, «да и корму не велел взяти».
Средневековье любило этикет. ' Все должно было делаться
так, как заведено, по чину. Боярин должен общаться с боярином, слуга — со
слугой, холоп — с холопом. Нарушение чина — умаление достоинства, неуважение,
оскорбление. В сношениях с иностранными государствами— повод к войне. В случае
со своими подданными— основание для опалы. Гнев великого князя на неловкого
архиепископа — не каприз честолюбца. Государь всея Руси требовал строгого,
точного, неукоснительного соблюдения этикета и субординации. Только так можно
было внушить «вольным мужам» новгородским, что они — подданные, только так
поставить их на надлежащее место.
И владыка наконец понял. Он «добил челом» боярам
великого князя (не самому ему!), а с кормами послал своего наместника, первое
лицо после себя в управлении Софийским домом. А прежние его посланцы — «с ним
же в поддатнях», не больше. И великий князь «пожаловал» — «нелюбие отложил» и
кормы «велел имати». Но когда сам владыка явился бить челом, звать «хлеба ясти
к себе», великий князь все-таки его «того дни не пожаловал»: пусть знает
новгородский архиепископ, с кем имеет дело.
На следующий день на Городище был пир. И владыка, и
князь Василий Шуйский, и степенный посадник Василий Онаньин, и «старые
посадники многи», и тысяцкие, и бояре «ели и пили» у великого князя.
Может показаться — полное единодушие, гостеприимство,
хлебосольство. Государь пирует в кругу своих верных подданных, которые
наконец-то признали его власть. Но так может показаться только поверхностному
наблюдателю.
|