А пока он постигал его премудрости и законы. От более
поздних времен дошло до нас правило — молодой художник приобщается к живописи,
работая над несложными местами иконы. На простых вещах оттачивает мастерство,
учится приемам письма быстрого и точного. Так, по-видцмому, было принято и в
конце XIV столетия. Если фон и поля иконы были не золотыми, а писались
красками, эту часть поручали новоначальным. Мастера могли уже не затрачивать
силы на такую слишком простую для них работу. Для молодых же она была целой
школой. Нужно было положить на ровную плоскость светлую золотистую охру так,
чтобы получалась не просто закраска, а живопись — легкая, прозрачная, с чистой
благородной поверхностью. Чтобы не потерять при этом ни единого мгновения, не
сделать ни одного липшего или неверного движения. Только научившись этой
работе, можно было переходить к следующей: разделке одежд пробелами, светлым
разбеленным тоном или почти чистыми белилами. Учиться сделать так, чтобы
изображали они объемы и одновременно выразили бы настроение человека — сильное
внутреннее волнение, переживание или, напротив, покой, созерцание. Чтобы несли
в себе движение: человек стоит, но он только что шел, и пусть остаток его
стремления, его внутреннего намерения выразится в подвижных складках длинных
древних одежд. И чтобы светились эти одежды, как бы свет исходил от них.
Лицо изображенного — лик. За сотни лет найдено немало
приемов, способов написания. Но есть общие, неотменные правила. Основание,
первый слой краски должен быть темным, коричневым, зеленоватым. По нему
накладывай охры — желтые или коричневые, розоватые. От того, как их положить,
зависеть будет выражение лица — резкие острые мазки ила мягкая гладкая плавь,
внутреннее потрясение или созерцательный покой. Тонкие белильные движки —
«оживки» положить по охрам, отметить выделенные объемы и одновременно придать
игру, оживить взгляд, движение мысли в лице. Учись писать быстро, но помни — не
для ловкого твоего письма существует лик, а для того, что зовется «розмыслом
душевным» — внутренним смыслом…
И самое трудное — «знамениты), чтоб не тесно было
людям и зданиям, чтобы и расположение стен, храмов, башен вторило действию,
соответствовало человеческому движению. Учись рисовать так, чтобы высящаяся
постройка или свисающая ткань способны были выразить и торжество, и радость, и
скорбь. Располагай предметы так, как будто видишь их с разных точек зрения.
Вот ты изобразил несколько обращенных друг к другу
людей. Они находятся в доме. Ты как бы вошел внутрь его и сам уже среди
участников действия. Изобрази позади и самый этот дом, как будто только что к
нему подходишь, видишь его со стороны. И смотришь не с одного места, а как бы
обходишь его. Вот и фасад прямо перед тобой, а теперь и вся боковая стена
хорошо видна, и крышу нарисуй, как если бы увидел ее сверху, с соседней
колокольни. Изображай предмет по возможности всесторонне, думай над ним. Так
поступали за много столетий до тебя все художники, и «пресловущие», и самые простые,
что подражали знаменитым, повторяли, как делали они. Подбирай тщательно цвета,
пусть цвет и выделит частность, и соединит все воедино. Помни, что изображаешь
не только миг ушедшей давно жизни, а то, что продолжается в вечности,
повторяется в постоянном, длящемся. Четко и красиво делай надписи — какой
святой или какое событие изображено. Без надписи икона не может считаться
оконченной. Смотрящий на нее человек должен знать, к кому он обращается,
возносит свои просьбы и мольбы. Пиши подходящие слова на книгах и свитках. Умей
подобрать самые нужные людям слова. Памятуй о цели своего искусства, о том, что
оно несет человеку…
Дружина была для Рублева школой не только мастерства,
она стала средой, в которой созидалось его мировоззрение, происходило
приобщение к культуре со своим отсчетом и пониманием жизненных ценностей.
Еще ребенком Рублев услышал однажды вечером в середине
августа читавшееся во время церковной службы одно древнее сказание из Пролога.
Чтение это можно было слушать сидя. Рассаживались по скамьям у стен, кому не
хватало там места, особенно дети, устраивались на ступеньках солеи — возвышения
перед иконостасом. Слушали русские люди XIV века чтение о первой в мире иконе —
Первоиконе, что положила основание самой возможности существовать на земле
этому виду художества. Потом Рублев слышал это сказание ежегодно. А перед
созданием своей первой должен был сам с усиленным вниманием перечесть и
пережить это предание. Непременно это было: молодой Рублев, но уже не
юноша-ученик, а сам назавтра мастер, сел однажды за книгу, чтобы через
внимательное чтение еще раз уразуметь его смысл: «Аще хочеши распытовати,
разгни книгу…»
|