Да, тайны искусства, равно как и тайны бытия, не
открываются в результате лишь эмоционального движения или усилия воли.
Серьезные исследования, тщательное сопоставление научных данных — единственно
правильный путь. Но как раз конкретных сведений часто не хватает, история
сохраняет лишь осколки, фрагменты когда-то цельной картины культуры. А как
хочется представить себе эту цельность, так естественно желание преодолеть
трудности, вызванные неполнотой знания!
«Во фресках Андрея Рублева в Успенском соборе
Владимира, — читаем мы у одного из современных историков культуры, —
изображено шествие людей на Страшный суд, на адские муки идут с просветленными
лицами: возможно, что на белом свете еще хуже, чем в преисподней…» По мнению
исследователя, спокойный просветленный взгляд па «конец мира» связан в сознании
Рублева с тяжкой исторической действительностью, противопоставлен ей. Мысль эта
была бы чрезвычайно плодотворной, если бы в рассуждение историка не вкралась
ошибка. Ведь сохранившиеся композиции изображают не обреченных на муки, а,
напротив, или праведников, идущих на суд с верой в спасение, или, в большей
части росписи, милостивых судей и святых, уже движущихся в райские обители.
Другая важная часть изображений (в северном своде) погибла, и без нее замысел
фресок до конца не понятен. Там Андрей и Даниил, бесспорно, изобразили
традиционную картину мучений.
…Каким был изображен в Успенском соборе темный,
погибельный мир зла? Что вложили художники в лица осужденных? Этого нам никогда
уже не узнать. Лишь воображение может подсказать какие-то неясные штрихи навсегда
исчезнувшей фрески: страдающие лица, боль за человеческую жизнь, прожитую не по
правде…
В истории искусства нередки случаи, когда удается
раскрыть замысел того или иного произведения через свидетельства самого
художника, его письма, дневники, высказывания, сохранившиеся в записках его
друзей. Этими драгоценными источниками в основном обладают биографы художников,
живших в более позднюю эпоху. Мы такой возможности лишены. И все же, несмотря
на отсутствие документов, в науке делаются попытки, подчас очень смелые, связать
рублевский замысел с идеями его времени.
В частности, высказывалось мнение о том, что взгляды
Рублева на историю нашли отражение в традиционной композиции «Звери царств»,
где под образом льва он подразумевал будто бы не только «римское царство»
вообще, но Литву с господствовавшим там римско-католическим вероисповеданием.
Крылатый барс («Царство Македонское») олицетворяет у него Тевтонский орден, а
медведь («Вавилонское царство») символизирует Московское княжество и, наконец,
страшный хищный зверь — «Антихристово царство» связывается Рублевым с властью
Орды. При этом сторонники такого прочтения фрески Рублева ссылаются на рисунок
так называемой Онежской псалтыри, написанной в 1395 году смоленским книжником
Лукой. В начале нашего столетия рисунок был опубликован, и первый исследователь
этой псалтыри — Г. К. Богуславский предложил довольно неожиданное толкование
его символики. На рисунке изображены традиционные «звери» из пророчества
Даниила с обычными надписями, но между их когтей мечется маленький неприкаянный
зайчонок. В этой аллегории историк увидел политический смысл и предложил такое
объяснение: «В виде зайца смолянин Лука представил свою родину, Смоленское
княжество, доживавшее последние дни…» Хищники толковались как соседние
«царства» — Польша, Тевтонский орден, Москва, наконец, под видом Антихриста — татары,
враги христианства, которые по тому времени, после поражения на Куликовом поле…
были страшны лишь своим видом, а не силой».
Гипотеза ученого, основанная как будто бы на
исторической действительности, сначала обеспечила себе признание. На основе
этого предположения стали толковать символику «царств» и у Рублева. Но
объяснение это все же не было признано наукой и вызвало критические замечания.
Уточнена была символика изображения зайца — серый заяц по распространенному
тогда на Руси представлению обозначал «кривду», неправду, которая должна
распространиться на земле «в конце времен». Что касается толкования других
«зверей», то при всем правдоподобии гипотеза Г. К. Богуславского остается
только догадкой, не имеющей никакой фактической опоры. «Возможно, что русские
люди этого времени ассоциировали символические «царства» Даниила с какими-то
конкретными государствами и княжествами, но что именно они думали, мы не знаем»
(В. А. Плугин). Неизвестно нам, если оставаться в рамках научной добросовестности,
и толкование «царств» у Рублева. Исчезли сцены с изображением осужденных. Но
сохранившееся ясно свидетельствует о любви художника к человеку, уверенности в
его способности к высокой, праведной жизни.
|