В 1366 г. Михаил завладел большинством вотчин своих
умерших от чумы братьев. Из оставшихся в живых родичей лишь клинский князь
Еремей Константинович представлял для Михаил серьезную опасность. Поддержка московской
дипломатии позволила Еремею еще несколько лет бороться с Михаилом.
Сосредоточение тверских уделов в руках самостоятельного,
энергичного князя Михаила сильно обеспокоило московское боярское правительство
и его главу митрополита Алексея. Старый способ борьбы с Тверью — уничтожение ее
князей руками ордынских ханов — в новой обстановке был невозможен. Ордынские
правители были заняты собственными усобицами и не имели сил для новой расправы
с тверичами. Приходилось делать ставку на внутренние распри тверских князей.
В 1367 г. вспыхнул спор между Михаилом и его
соперниками о судьбе выморочного удела князя Семена Константиновича
Дорогобужского. По завещанию покойного его владения должны были перейти к
Михаилу, по традиционному праву наследования — к родному брату Еремею
Константиновичу. Тверской епископ Василий, к суду которого обратились князья,
решил дело в пользу Михаила. Тогда враги Михаила обратились за помощью к
Москве. Митрополит Алексей отменил решение тверского владыки, а его самого вызвал
в Москву для объяснений. В митрополии епископа ожидали «истома и протор велик».
Одновременно московское войско, приглашенное соперниками Михаила, вошло в
тверские земли, разорило волости Михаила и тверской епископской кафедры. С
помощью москвичей князья Еремей и Василий Кашинский одержали победу над
Михаилом.
Начиная эту войну, московские руководители надеялись
на легкую победу над Михаилом и захват некоторых тверских волостей. Однако
закинув удочку на пескаря, они вытащили зубастую щуку. Михаил обратился за
помощью к великому князю Литовскому Ольгерду, женатому на его сестре Ульяне.
Осенью 1367 г. Михаил вернулся в тверские земли с литовской
ратью. Он разгромил войска соперников, взял в плен жену Еремея и почти всех
бояр Василия Кашинского, двинулся с войском к Кашину. Лишь новое вмешательство
тверского епископа положило конец военным действиям.
В летописи, принадлежавшей некогда патриарху Никону и
оттого получившей название Никоновской, после рассказа о войне 1367 г.
сохранилась интересная вставка: собственное суждение летописца. В нем слышится
взволнованный голос современника событий, осуждавшего княжеские усобицы, с горечью
вспоминавшего библейскую легенду о происхождении всех людей от общего «праотца»
Адама. «И радовались (прекращению войны.—Н. Б.) бояре княжеские, и все
вельможи, и гости, и купцы, и все работные люди, роды и племена Адамовы. Ведь
все они — один род и племя Адамово. Цари, и князья, и бояре, и вельможи, и
гости, и купцы, и ремесленники, и работные люди — один род и племя Адамово. И
забыв о том, друг на друга враждуют, и ненавидят, и грызут, и кусают,
отрекаясь от заповедей божьих любить ближнего своего как самого себя».
Как бы в ответ на успехи Михаила зимой 1367—
1368 гг. в Москве было начато строительство белокаменной
крепости. Это было новым словом в оборонном зодчестве Северо-Восточной Руси. В
домонгольский период князья довольствовались деревянными «градами» и не имели
особенной потребности в каменных цитаделях. После
установления ордынского ига каменное строительство было невозможно
из-за тех подозрений, которое оно тотчас вызвало бы у ханской ставки. Как
только в Орде разгорелась «замятия» и контроль с ее стороны ослаб, мысль о
каменном строительстве стала реальной. Есть сведения, что инициатором постройки
московской каменной крепости был сам митрополит Алексей.
Огромные по размаху строительные работы, осуществленные
зимой 1367—1368 гг., резко повысили военный потенциал Москвы. Опоясавшись каменными
стенами, москвичи почувствовали себя гораздо увереннее. Летописец, выражавший
настроения тверских феодалов, записал под 1367 годом: «В том же году в Москве
начали строить каменную крепость. И надеясь на свою великую силу, князей
русских начали приводить в свою волю. А на тех, которые не захотели повиноваться
их воле, стали посягать злобою».
Укрепляя Москву, бояре не оставляли мечты о наиболее
простом решении тверского вопроса — физической расправе с князем Михаилом
Александровичем. Среди традиций московского двора не последнее место занимала
склонность к интриге, политическому убийству. Ордынская жестокость в сочетании
с византийским коварством глубоко врезались в характер потомков Ивана Калиты.
Выросший среди московской знати, митрополит Алексей не мог не перенять кое-что
из ее нравов и обычаев. В 1368 г. он решился на такой шаг, оправдать который
затруднялись даже поднаторевшие в софистике клерикальные историки XIX в. Вызвав
Михаила Тверского в Москву якобы для «суда» и примирения с его двоюродным
братом Еремеем, митрополит распорядился арестовать его и бросить в темницу.
Безопасность тверского князя в Москве гарантировалась «словом» митрополита и
«крестным целованием» князя Дмитрия Ивановича Московского. Все эти «условности»
были принесены в жертву политическим интересам.
Тверской князь содержался отдельно от его бояр, «в
истоме», т. е. в очень суровых условиях. Не приходится сомневаться, что
московский застенок быстро свел бы его в могилу. Уверенные в исходе дела,
московские наместники уже осваивали владения Михаила. Однако судьба послала
тверскому князю спасителя в лице ордынского посла, внезапно нагрянувшего в
Москву. Митрополит и князь Дмитрий вынуждены были освободить Михаила,
предварительно заставив его подписать выгодный для Москвы договор. Впрочем,
вряд ли кто-либо сомневался в иллюзорности этого подписанного в застенке
документа.
Московское пленение страшно озлобило Михаила.
Вернувшись в Тверь, он стал готовиться к войне с Дмитрием Ивановичем. Тверской
князь понимал, кто является главным виновником его злоключений. По
свидетельству летописца, Михаил «более всего сетовал на митрополита, ибо верил
ему, как истинному святителю».
Осенью 1368 г., не дожидаясь, пока Михаил соберется с
силами, Дмитрий Московский двинул полки на Тверь. Михаил вновь бежал в Литву.
Великий князь Ольгерд, обеспокоенный захватам москвичами весной 1368 г. принадлежавшего
литовцам Ржева, не заставил себя долго уговаривать. Он решил использовать
ситуацию для сокрушительного удара по Московскому княжеству.
В лице князя Ольгерда Москва обрела сильного, опасного
врага. Это был один из лучших полководцев восточноевропейского средневековья.
Вспыльчивый и горячий, не чуждый рыцарственных представлений о чести, Ольгерд
в то же время умел быть осторожным и неуловимым. Его удары были внезапны и
стремительны. Московский летописец с восхищением отмечал, что этот князь «не
пил вина, ни пива, ни кваса, имел великий разум и подчинил многие земли,
втайне готовил свои походы, воюя не столько числом, сколько умением».
Вместе со своим братом-соправителем Кейстутом и его
сыном Витовтом Ольгерд в конце 60-х годов вел тяжелейшую борьбу с наседавшими
на его владения немецкими рыцарями. Успешный и, как ожидалось, нетрудный
поход на Москву должен был пополнить казну Ольгерда, укрепить боевой дух
войска. Войдя в московские земли, литовцы принялись «жечь, сечь, грабить,
палить, пленить». Запоздавшие московские воеводы были разбиты 21 ноября 1368
г. в битве на реке Тросне. После этого Ольгерд поспешно двинулся к Москве и осадил
город. Вместе с Дмитрием Московским и его двоюродным братом Владимиром
Серпуховским в осажденной Москве находился и митрополит Алексей.
|