Иван III не щадил и духовенство. Согласно древней
традиции, оно не подлежало суду гражданских властей. Однако во времена Ивана
III священников, заподозренных в политических преступлениях, били кнутом на
площади, привязав к столбу. Даже строптивый митрополит Геронтий, долго не
желавший уступать великокняжескому произволу, отведав заточения в монастыре и
иных мер воздействия, стал послушен и во всем согласен с Иваном III.
Современники прямо упрекали его в том, что он "боялся Державного" (4,
39).
Возвышаясь до небывалого величия как глава единого
Российского государства и уже примеряя к себе и своим наследникам царский
титул, Иван III не забывал и самый простой способ возвышения — через унижение
окружающих. Проводя эту тенденцию как в большом, так и в малом, он требовал,
чтобы в посланиях к нему даже бояре именовали себя "холопами", использовали
уничижительные формы собственного имени.
Сигизмунд Герберштейн, собиравший сведения о личности
и деяниях Ивана III от людей хорошо осведомленных, в своих записках рисует
сцену, ярко передающую атмосферу, царившую при дворе "государя всея
Руси". Случалось, что во время пира он, выпив лишнего, хмелел и засыпал
прямо за столом. Пока он, спал. "все приглашенные… сидели пораженные
страхом и молчали" (1, 68).
Как и другие аристократы, Даниил Щеня, несомненно,
ощущал на себе деспотические наклонности великого князя. Известно, что в
1505 г. оба новгородских наместника, Щеня и В. В. Шуйский, послали Ивану
III грамоту с сообщением о некоторых новостях дипломатического характера.
Начиналась она так: "Государь и великий князь! Холопы твои Данило и Васюк
Шуйский челом бьют" (55, 53). Так принято стало писать, обращаясь к
"Державному". Но интересная деталь: в то время как осторожный Шуйский
не постоял и за тем, чтобы униженно назваться Васюком, — Даниил Щеня
написал свое имя полностью.
Сын Ивана III великий князь Василий Иванович был еще
более склонен к деспотизму, нетерпим к чужому мнению, чем его отец. Он
отправлял в темницу и на плаху своих придворных не только за "дело",
но даже и за "слово", направленное против его особы. Примером может
служить печальная участь Максима Грека и его собеседников из числа московской
знати. Все они так или иначе поплатились за свое вольнодумство в ходе
"расследования" 1524–1525 гг. Все эти явления не обошли стороной
и потомков Даниила Щени. В их судьбе, как в капле воды, отразилась одна из
особенностей российской жизни — неизменно присутствующая в ней тяга к
уничтожению людей, наиболее одаренных в той или иной области.
Сын Даниила Щени Михаил пошел по стопам отца. Мы
постоянно встречаем его в войсках начиная с 1510 г. то на южной границе,
то под. Псковом, то в Смоленске. Князь Михаил (по прозвищу отца он получил свою
"фамилию" — Щенятев) прошел суровую воинскую школу под началом самого
строгого, но и самого опытного учителя — собственного отца. Известно, что в
1513 г. во втором смоленском походе он командовал полком правой руки в
войске Даниила Щени. Там же, "на правой руке" у отца, он был и во
время кампании 1514 и 1515 гг. (38, 35).
Василий III, чтя старого воеводу и ожидая новых побед
от его сына, не позднее 1513 г. дал ему думный чин боярина. Не станем
утомлять читателя перечнем служб и походов Михаила Щенятева. Заметим лишь, что
он все время на коне, на передовых рубежах обороны Руси. Но где-то в середине
20-х гг. Михаил попадает в опалу. Вероятно, это было связано с разгромом правительством
кружка московских вольнодумцев, "душой" которого был Максим Грек, или
же с тем глухим, но широким недовольством, которое вызвал у московской знати
противоречивший церковным канонам развод Василия III с его первой женой
Соломонией Сабуровой.
В 1528 г. Михаил, как видно, прощенный великим
князем, стоял с войсками в Костроме. Но затем он вновь по какому-то поводу
вызвал гнев Василия III и был брошен в темницу. Его освободили в 1530 г. в
связи с "амнистией" по случаю рождения у Василия III долгожданного
наследника — сына Ивана. Год спустя он вновь упомянут среди воевод, стоявших с
полками на Оке в ожидании набега крымцев.
После этого известия — молчание. Михаил Щенятев
навсегда исчезает со страниц летописей и разрядных книг. Где окончил он свои
дни? В тихой обители под мирный благовест? В тайном застенке под крики
вздернутых на дыбу? В отчем доме, под причитания родни? Этого мы не знаем…
Его старший сын Петр, будучи в родстве с князьями
Вельскими, один из которых был женат на его сестре, в молодости ввязался в
придворную борьбу и едва не погиб во время столкновения между сторонниками
Шуйских и Вельских в 1542 г. Придя к власти, И. М. Шуйский сослал его в
Ярославль. Однако года два спустя он вернулся в Москву и вскоре вместе с
другими воеводами стоял в обычном летнем дозоре на Оке (55, 56).
Биография Петра Щенятева была богата взлетами и
падениями. В 1546 г. он был наместником в северной глуши — Каргополе.
Однако после венчания Ивана IV на царство он вновь в столице, вновь ходит с
полками во все большие походы того времени, в том числе знаменитый поход на
Казань (1552 г.), победный поход на Полоцк в 1563 г. Подобно деду, он
был и новгородским наместником, ходил на шведов под Выборг и вернулся с победой
в 1556 г. (63, 228).
Случилось так, что Петр Щенятев неоднократно был в
походах вместе с князем Андреем Курбским. Можно думать, что они были дружны и
Щенятев делился с ним своими горестными мыслями о личности царя и о его
политике. Едва ли случайно, что после бегства Курбского в Литву в 1563 г.
князь Щенятев, бывший тогда первым воеводой в Полоцке, получил тайное
предложение перейти на сторону Сигизмунда. В ответ он приказал открыть огонь
изо всех пушек по стоявшему близ Полоцка литовскому войску (55, 58). В
1565 г. Щенятев успешно действовал против крымцев под Волховом. То была
его последняя кампания…
|