Вторая половина июля издавна была на Руси добрым,
радостным временем. 20 июля церковь чествовала пророка Илью. В хорошее лето к
этому дню начинал поспевать хлеб, и крестьяне говорили: "Новый хлеб на
Ильин день". По этому случаю устраивали складчины. Вся община —
"мир" — садилась за длинные столы, уставленные напитками и снедью.
Работать на Ильин день запрещалось, чтобы не прогневать хозяина небесного огня.
Гроза — а вместе с ней и столь желанный для земледельца теплый июльский ливень
— считалась делом пророка Ильи, разъезжавшего по небу в огненной колеснице. Ему
же молились и о хорошей погоде, о прекращении затяжных дождей.
Старики, потерявшие счет своим длинным годам, сидя на
завалинке, вздыхали: "На Илью до обеда лето, а после обеда осень".
Иные тайком вспоминали в этот день древнего бога грозы и молний Перуна, в
укромных местах приносили ему требы.
Уже через четыре дня после Ильи следовал другой
праздник — "Борис и Глеб". Святых братьев чтили по всей Руси, но
особенно там, где они при жизни бывали, — в Ростове, Муроме и, конечно, в
Киеве. У простонародья праздник Бориса и Глеба также был связан с урожаем —
"на Борис и Глеб поспевает хлеб". Для князей он служил напоминанием о
пагубности усобиц.
Далее, в дни Богородицына поста, шел целый ряд праздников
— Спасов. 1 августа — Всемилостивый Спас, праздник чисто русский, установленный
еще Андреем Боголюбским. В народе первый Спас называли Медовым. В этот день
подрезали мед в ульях. Духовенство 1 августа освящало воду в реках, совершало к
ним крестные ходы, и потому первый Спас называли еще Мокрым.
Второй Спас — память преображения Иисуса Христа на
горе Фавор — в обиходе называли Яблочным. Он отмечался 6 августа.
16 августа, на другой день после Успения Богоматери,
праздновали "перенесение Нерукотворного Образа Иисуса Христа из Едеса в
Царь-град", а по-народному — Ореховый или Хлебный Спас.
В эти томные, радующие всяческим изобилием дни зрелого
лета князья, как и простонародье, любили потешить себя пирами, иными утехами
грешной плоти. Но не такой, как обычно, а тревожной, суетной была для
московских земель вторая половина лета 1380 г.
Ходили слухи, что Мамай сумел собрать для похода на
Русь громадное войско, в состав которого, кроме самих "татар" (под
этим термином русских летописей скрываются главным образом потомки половцев и
приведенных Батыем разноязыких кочевников Азии), входили отряды наемников из
итальянских городов-колоний в Крыму (генуэзцы, армяне), а также полки,
выставленные по требованию Мамая правителями народов Среднего Поволжья и
Северного Кавказа. Это было поистине нашествие "двунадесяти языков".
На помощь Мамаю обещал прийти великий князь литовский
Ягайло. Двуличную политику повел оказавшийся "между молотом и
наковальней" князь Олег Рязанский. Устрашенный погромом его владений
татарами в 1379 г., он обещал быть верным союзником Мамая. Одновременно он
дал знать князю Дмитрию Ивановичу о подготовке ордынского нашествия.
23 июля в Москву примчался гонец с
"поломянной" ("огненной") вестью о том, что Мамай выступает
в поход на Русь. Тотчас ко всем русским князьям, а также в Новгород и Псков
поскакали "скоровестники" с призывом высылать отряды на помощь
великому князю Дмитрию Ивановичу. Местом сбора всех сил была назначена Коломна.
Сюда в период с 1 по 15 августа должны были прийти все полки, идущие навстречу
Мамаю.
В эти последние предгрозовые недели обстановка в
Москве была во многом похожа на ту, которая предшествовала другому важнейшему
событию русской истории — походу Ивана III на Новгород в 1471 г. Повсюду
заметно было сильное религиозное воодушевление, вызванное не только
приближением битвы — Божьего суда, но также и торжественными, многолюдными
церковными действами.
В середине лета, когда Мамай уже нацеливался на Русь,
в новой крепости на южной границе московского княжества — Серпухове — был освящен
Троицкий собор — первый в Северо-Восточной Руси городской собор во имя Троицы —
небесного символа братской любви и единения. Его торжественное освящение
состоялось в воскресенье, 15 июля. Это был день памяти "небесного
покровителя" — серпуховского князя — святого Владимира, крестителя Руси,
общего предка всех русских князей. Имя Владимира часто вспоминали накануне
Куликовской битвы. Оно напоминало о могущественной и независимой Киевской Руси,
о подвигах былинных богатырей.
День 15 июля был связан и с памятью об Александре
Невском, еще в конце XIII в. причисленном к лику святых. Свою знаменитую
победу над шведами на Неве он одержал в воскресенье, 15 июля
1240 г. — ровно за 140 лет до освящения храма в Серпухове.
Усиленное молитвенное обращение к Александру Невскому
летом 1380 г. проявилось в особом чуде. О нем рассказывал очевидец —
пономарь, спавший летом прямо на паперти собора владимирского Рождественского
монастыря, где был погребен Александр. Среди ночи в храме сами собой зажглись
свечи. Два таинственных старца вышли из алтаря, подошли к гробнице святого и воззвали:
"О господине Александре! Востани и ускори на помощь правнуку своему,
великому князю Дьмитрию, одолеваему сушу от иноплеменник"*. В тот же миг
князь встал из гроба и вместе с двумя старцами стал невидим. Узнав о видении
пономаря, владимирские клирики вскрыли гробницу Александра и обнаружили его
нетленные мощи — верный признак святости (22, 293–294).
|