Летом 1380 г. строительство новых храмов велось
не только в Серпухове, но и в другом южном форпосте московских земель —
Коломне. Здесь спешно достраивали каменный Успенский собор. Однако торопливость
повредила делу. В начале июля почти готовый храм рухнул. Не успели к осени
1380 г. завершить и начатый в 1379 г. каменный Усиенский собор в
московском Симоновой монастыре — у дороги, по которой войска шли из Москвы на
Коломну. Оба храма являлись воплощенным в камне молитвенным призывом к
Богородице.
К середине августа, когда истек срок сбора полков в
Коломне, когда разведка сообщила о предполагаемой численности войск Мамая,
Дмитрий понял: под его знамя съехалось столько воинов, сколько едва ли
удавалось собирать его отцу и деду; и все же войско "поганых" может
оказаться куда более многочисленным, особенно если на помощь татарам явится
Ягайло со своими русско-литовскими полками.
В этой ситуации единственной надеждой князя Дмитрия
становились ополченцы, московский посадский люд и крестьяне, способные хоть
кое-как вооружиться и, бросив свои очаги и нивы, отправиться в поход. Ему
нечего было пообещать им, кроме верной смерти. О принуждении не могло быть и
речи. Даже если бы ему удалось силой собрать ополченцев и погнать их навстречу
Мамаю — они бы попросту разбежались с дороги, растаяли в лесах, ушли в иные
земли.
У москвичей были свои счеты с Дмитрием. Он разорял их
тяжкими данями, теснил их старинную вольность, отнял у них заступника и ходатая
— тысяцкого. Потомок Рюрика, он смотрел на этих плотников и кузнецов, кожевников
и гончаров с высоты своего боевого седла, из-за спин злобных, как цепные псы,
телохранителей. Городской люд жил совсем иной, непонятной и чуждой для него
жизнью. Впрочем, и сам он был для посадских людей далекой, хотя и необходимой
для общего порядка жизни фигурой. Еще дальше был он от своих "сирот"
— крестьян.
И вот теперь он должен был просить их помощи, их крови
во имя затеянной им рискованной тяжбы с Мамаем. Но как докричаться до них? Как
заставить поверить в благородство своих целей, в то, что в случае неудачи он,
как это часто делали другие князья, не бросит их на произвол судьбы, огрев нагайкой
своего быстроногого коня?
И Дмитрий нашел единственно правильное решение.
Кто-то, чье слово значит для простонародья больше, чем его собственное, должен
как бы поручиться за него перед Русью, породнить его с могучей силой земли.
Должно быть, поначалу эта мысль показалась князю нелепой, почти оскорбительной
для его княжеского достоинства. Однако он вновь и вновь возвращался к ней и все
отчетливее понимал, что непременно должен взыскать себе "поручника святого".
Таким поручителем не мог быть кто-либо из тогдашних
московских иерархов. Народ всецело доверял одному только Сергию Радонежскому —
игумену Троицкого монастыря, расположенного в 65 верстах к северо-востоку от
Москвы. К нему и отправился Дмитрий с небольшой свитой перед самым выступлением
в поход…
* * *
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и
познакомить читателя с человеком, который сыграл важную роль в судьбе князя
Дмитрия, долгое время был его духовным отцом и наставником. В памяти потомков,
в произведениях литературы и искусства, посвященных Куликовской битве, Дмитрий
Донской и Сергий Радонежский неизменно стоят рядом, как соратники и единомышленники,
как представители разных сторон одного и того же исторического явления —
русского национального возрождения.
О жизни и учении Сергия известно очень мало. До наших
дней не сохранилось каких-либо его произведений — посланий, поучений,
проповедей. Почти все то немногое, что мы знаем о великом старце, как называли
Сергия современники, содержится в его житии, написанном монахом Епифанием Премудрым
в 1417–1418 гг. В середине XV в. труд Епифания был отредактирован
другим известным средневековым книжником — Пахомием Логофетом и лишь в этом
виде дошел до наших дней.
Будущий подвижник родился около 1314 г. в
Ростове, в семье боярина Кирилла и его жены Марии. Детство и отрочество
Варфоломея — так звали Сергия до пострижения в монахи — совпало с самым тяжелым
периодом в истории Ростова. Город постоянно опустошали ордынские
"рати", над жителями глумились лютые татарские "послы".
Бедствия древнего города усугублялись действиями соседних русских князей. В
1328 г. Иван Калита послал в Ростов своих воевод, которые учинили здесь
настоящий погром. Вскоре после этого родители Варфоломея уехали — или были
насильно вывезены — из Ростова и поселились в селе Радонежском (позднее —
городок Радонеж), располагавшемся в 55 верстах к северо-востоку от Москвы, в
слабозаселенном лесном крае. Здесь, на холмистых берегах речки Пажи, прошла
юность Варфоломея.
Родители Варфоломея были убеждены в том, что их
среднему сыну суждена необычайная судьба. Уже само его рождение сопровождалось
чудесными знамениями. Когда мальчику было семь лет, он повстречал таинственного
старца, который предрек ему великую будущность. А вскоре он внезапно преуспел в
учении, быстро обогнав своих сверстников. Со временем и сам Варфоломей уверовал
в свою богоизбранность. Он ощутил в себе силы для подвига, однако еще не знал,
что именно он должен совершить. Но чем больше он размышлял над окружавшей его
жизнью, чем страшнее была действительность, тем яснее видел он путь, на котором
должен был исполнить свое предназначение.
|