Отсутствие в Чудовской повести первой части
«Сказания», носящей церковно-исторический характер, также показывает первичный
характер этого произведения. Дело в том, что в «Сказании» дважды говорится о
египетской царице Клеопатре, причем вторично она появляется (во второй части
произведения) уже после того, как было сказано о ее смерти.
Перед нами следы соединения двух рассказов. К тому же первая часть «Сказания»
неудачно связана со второй, по тексту которой оказывается, что царская порфира
не римско-византийского, а египетского происхождения. Это противоречит всему
идейному замыслу сочинения. Кстати, «Чин венчания» Дмитрия «шапкой Мономаха» из
Чудовского сборника, как показал Я. С. Лурье, явно первоначального
происхождения (в поздних редакциях — просто «шапка»). Таким
образом, Чудовская повесть дает первоначальный текст «Сказания». Вопрос о
времени присоединения к нему текста с рассказом о разделении вселенной Ноем
нуждается в доследовании. Не исключено, что он связан с творчеством
Спиридона-Саввы.
Интересны источники «Родословия литовских князей» в
«Послании», «Сказании» («Родство») и «Повести». Р. П. Дмитриева установила, что
Спиридон-Савва приводит отрывок из «Предисловия» инока Исайи к переводу
(1371 г.) псевдо-Дионисия Ареопагита. А так как этот отрывок в «Родстве»
из первой редакции «Сказания» и Чудовской повести дан в сокращении, то вывод о
более раннем происхождении «Родословия» у Спиридона-Саввы может быть
доказанным. Вопрос состоит только в том, восходит ли текст «Родства» Чудовской
повести (и первой редакции «Сказания») непосредственно к «Посланию» или к
«Родословию» как к памятнику, существовавшему независимо от «Послания».
Впрочем, если все же считать «Послание» более древним памятником, то возможно,
что его первооснова возникла в связи с коронацией Дмитрия-внука. Ведь последний
опирался на тверские круги, из которых вышел и Спиридон.
Я. С. Лурье, а вслед за ним и Р. П. Дмитриева отметили
наличие тверских мотивов в «Родословии», помещенном Спиридоном-Саввой. «Смысл
рассказа Спиридона, — отмечает Лурье, — прославление великих князей
тверских». По Спиридону, именно Михаил Тверской выдает свою
сестру Ульяну за Ольгерда, из-за чего последний и нарекся «князем» (по
«Сказанию» и «Повести» не понятно, почему тверскую княжну выдает за Ольгерда
московский князь Семен). Вероятно, тверскими симпатиями
Спиридона-Саввы объясняется и то, что первое «отречение» от опального Спиридона
поспешили взять от тверского епископа (1488 г.), а после него — от других
владык. Лурье полагает, что «в основе «Послания о мономаховом венце»
Спиридона-Саввы лежит какой-то памятник тверской литературы XV в.»,
ссылаясь на то, что изложение истории Литвы в «Послании» обрывается на середине
XV в. С его наблюдением можно согласиться, но с
оговоркой, что речь идет не о всем «Послании», а только о «Родословии литовских
князей», которое в него включено.
Аргумент против того, чтобы считать Чудовскую повесть
первоначальной редакцией «Сказания», на первый взгляд можно усмотреть в наличии
в ней следов влияния литературных памятников, которых нет у Спиридона-Саввы.
Действительно, он не мог бы «вычленить» из своего текста те части «Повести», которые
восходят к другим произведениям. Но дело-то в том, что следы других памятников
обнаруживаются не в самой «Повести», а в «Родословии литовских князей» по
Чудовскому списку, которое могло первоначально существовать и независимо. Ведь
было же у Спиридона-Саввы «Родословие» тверского происхождения. Поэтому ссылки
на «Предисловие» инока Исайи, «Начало государей литовских», «тверскую» и
«московскую» версии сами по себе ничего не говорят.
Остаются два момента — близость «Повести» к летописи
(датировка событий) и к Хронографу по великому изложению. Но здесь надо иметь в
виду жанровые особенности «Повести» и «Послания». Первое произведение носит
черты исторического повествования, второе — церковно-литературный трактат. К
тому же нет достаточной уверенности, что у составителя «Повести» был особый
источник летописного происхождения. Ведь в ней есть всего две даты — призвания
Рюрика в Новгород (6370 г.) и крещения Руси (6496 г.), хорошо
известные любому книжнику, а следов текстологической близости
с летописью в обоих случаях «Повесть» не обнаруживает. Фрагмент о встрече
Августа с Иродом действительно восходит к Хронографу по великому изложению,
причем текстологически он ближе к этому памятнику в «Повести», а не в
«Сказании». Здесь есть дата, встречающаяся в летописях (5457 г.), но она
могла появиться и в результате обыкновенных хронологических выкладок по данным
Хронографа.
|