Братья поняли, что игумен преподал им наглядный урок.
Однако голод брал свое. Среди иноков началось брожение. Положение спасло лишь
прибытие целого обоза со всевозможными съестными припасами, присланными неизвестным
благодетелем.
Кроме забот о «хлебе насущном», братьев не раз донимали
укоры совести. Многие русские иноки, искренне жаждавшие подвига, стремились
попасть в «общину двенадцати». Однако войти в число избранников было нелегко.
Лишь в том случае, если один из братьев умирал или навсегда уходил с Маковца,
на его место принимали нового. Таким образом «апостольское» число оставалось
неизменным.
Постепенно и Сергий стал тяготиться этим порядком. Он
вспоминал о тех, кого они безжалостно отсылали прочь, кому отказали в приеме, и
чувствовал вину перед ними. Кто дал им право нарушить завет самого Иисуса,
сказавшего некогда — «приходящего ко Мне не изгоню вон» (Иоанн, 6, 37)?Сохранение
«апостольского» числа иноков не было только лишь данью христианской символике.
Сергий опасался, что с увеличением числа братьев исчезнет тот подвижнический
дух, который царил среди двенадцати. Кроме того, он не знал, как обеспечить
самым необходимым даже тех, кто был с ним. А что он сможет дать новым братьям?
Сомнения и колебания относительно наилучшего
устройства монастыря помог разрешить знатный гость — смоленский архимандрит
Симон. Прослышав о «высоком житии» радонежских подвижников, он пришел на
Маковец.
О Симоне известно крайне мало. В литературе
высказывалось предположение, что он был настоятелем Борисоглебского монастыря
на Смядыни — крупнейшей обители Смоленска. Почему он покинул насиженное место и
отправился в московские земли? Вероятно, потому, что Симон был одним из тех
незаурядных людей, кого всю жизнь снедает тоска по идеалу. Личности такого рода
часто встречаются среди выдающихся деятелей русского монашества. Духовный голод
заставлял их отказываться от должностей и почестей, покидать обжитые места и
пускаться в странствия по «святой Руси».
Познакомившись с жизнью «общины двенадцати», Симон
понял: он нашел то, что искал. Бывший архимандрит стал просить лесных
подвижников принять его в общину. Он готов был отдать на нужды братьев все
имевшиеся у него средства — «многа имениа» (54, 33).
После долгих раздумий братья согласились. Они приняли
весьма примечательное решение: не делать исключения из устава для одного только
Симона ради его богатства и высокого сана, а изменить самый устав, отменить
прежнее свое постановление о неизменности «апостольского» числа. Таким образом,
архимандрит был принят не «в порядке исключения», а в соответствии с новым,
общим для всех порядком. Человек высокой духовности, Симон вскоре стал одним из
самых близких к Сергию людей.
Когда «дивный муж Симон» вступил в маковецкую общину?
Это событие можно датировать лишь приблизительно. Житие Сергия сообщает, что
«апостольское» количество иноков не изменялось «и по два лета, и по три». Если
признать, что община возникла в 1344 году, то приход Симона следует отнести к
концу 1340-х годов.
«Имение» Симона братья решили израсходовать на
постройку новой, более вместительной церкви и перенос келий. Отныне они были
расставлены в виде каре, в центре которого «яко зерцало» сверкала золотом
бревен новая церковь Троицы.
Последующие несколько лет жизни маковецкой общины — до
самого введения «общего жития» — протекли без особых потрясений. Впрочем, можно
думать, что одно событие все же произошло. Это событие — возвращение на Маковец
брата Сергия Стефана — можно предположительно отнести к 1347–1348 годам. Но об
этом — в своем месте.
Существование маковецкой общины привлекало внимание не
только окрестного населения и бродячей «святой Руси», но и московских иерархов.
Пристально следил за ее жизнью и митрополичий наместник Алексей. Прозорливо
угадав в этом малом ростке будущее плодоносное дерево, он, словно опытный
садовник, в нужное время помогал его развитию. Вероятно, он не раз встречался с
Сергием как «истинным строителем» маковецкой обители, беседовал с ним о будущем
общины. Не без участия Алексея, хотя и в его отсутствие, произошло и важнейшее
событие в биографии Сергия — поставление в священники.
Житие Сергия представляет всю эту историю как сугубо
внутреннее дело обители. Цепь причин и следствий предельно проста. Кончина
Митрофана заставила братьев приступить к Сергию с требованием принять сан
священника, а вместе с ним — игуменство. После долгих уговоров, во время
которых братья даже грозили Сергию в случае его отказа уйти с Маковца, он
согласился на компромисс: пойти вместе с двумя братьями в Переяславль-Залесский
к епископу Афанасию и просить его дать им нового игумена. Владыка, выслушав дело,
поручил игуменство самому Сергию и поставил его в сан священника.
Простодушное повествование Жития требует некоторых
исторических комментариев. Митрофан, как можно думать, умер в 1344 году, а
поход Сергия в Переяславль-Залесский состоялся в 1353–1354 годах. Важно понять:
что послужило внешней причиной — о внутренних пока умолчим, — заставившей
Сергия пойти к Афанасию? На этот вопрос можно ответить лишь догадкой. Быть
может, святитель Алексей на переломе своей жизни, перед отъездом в
Константинополь, взял с него слово сохранить таким образом незримую «свечу»,
зажженную на Маковце? А может быть, Афанасий, исполняя волю Алексея, вызвал к
себе Сергия и, пользуясь своей властью, подтолкнул его на шаг, совершить
который он и сам был уже внутренне готов?
|