Перед кончиной Алексей проявил смирение и велел
похоронить себя вне монастырского собора, у его восточной стены. Там он выбрал
себе место для могилы. Однако после кончины митрополита князь Дмитрий счел
такую скромность неуместной и повелел устроить гробницу внутри храма, близ его
алтаря.
На погребении присутствовала вся княжеская семья,
несколько епископов, настоятели всех московских монастырей. В Кремль собралось
множество простого народа. Одни искренне оплакивали святителя, другие с
нетерпением ждали традиционного поминального угощения и раздачи «милостыни».
Едва отзвучал погребальный звон, как в опустевших
хоромах Алексея начал осваиваться новый хозяин, архимандрит Михаил (Митяй).
Вопреки воле покойного и мнению многих других иерархов,
князь Дмитрий решил именно его возвести на митрополию. В Константинополь, к
новому патриарху Макарию, было отправлено посольство для переговоров об утверждении
Митяя.
Между тем не сидел сложа руки и соперник Митяя —
литовский митрополит Киприан. Его положение весной 1378 года было весьма
шатким. Один из двух главных покровителей, князь Ольгерд, в мае 1377 года стал
прахом в пламени погребального костра, а другой, патриарх Филофей, еще в
сентябре 1376 года был низложен после очередного дворцового переворота и
заточен в монастырь. Понимая, что вскоре он может потерять и свою собственную
кафедру, литовский митрополит был готов на самые решительные действия.
Киприан знал, что многие церковные деятели
Северо-Восточной Руси хотели бы воспользоваться благоприятной политической
обстановкой и вернуться к единой общерусской митрополии. О том же думали и
некоторые московские бояре, видевшие в таком решении политические выгоды.
Единственным реальным кандидатом на роль общерусского митрополита был сам
Каприан. В этом он видел свой главный козырь. С него он и решил начать игру…
Наблюдения над источниками позволяют предполагать, что
уже весной 1378 года Киприан с надежным человеком отправил послание Сергию Радонежскому,
с которым, вероятно, познакомился еще в первый свой приезд в Северо-Восточную
Русь, в 1374 году. Митрополит просил игумена похлопотать перед князем Дмитрием
Ивановичем о признании его в Москве. Вероятно, он убеждал Сергия в том, что
только под его, Киприана, началом возможно «съединение церковное» — сохранение
единой русской митрополии.
Однако весной 1378 года Сергий, судя по всему, не стал
вмешиваться в спор между Киприаном и Митяем. Он не видел здесь явного
противостояния добра и зла, права и произвола, словом, чего-то такого, что
заставило бы его выпрямиться во весь рост. Оба претендента сами были
нарушителями «старины», порядка. Киприан был поставлен киевским митрополитом, в
сущности, незаконно: на кафедру, занятую Алексеем. «Новоук в монашестве», Митяй
пришел к власти против воли Алексея. Еще не получив хиротонии от патриарха, он
уже распоряжался в «доме Пречистой Богородицы» — на митрополичьем дворе.
Противостояние Киприана и Митяя Сергий воспринял
преимущественно как борьбу за власть двух даровитых честолюбцев. Конечно,
Киприан с его большим опытом монашества на Афоне, с его глубокой богословской
образованностью, с его мечтами о «церковном съединении» и спасении православия
от «неверных» был в глазах Сергия гораздо более достойным кандидатом на
общерусскую кафедру, чем княжеский фаворит Митяй. И все же во всей этой истории
явно не было места для подвига во имя блага людей. И потому радонежский игумен
оставался неподвижен.
Не дождавшись помощи от Сергия, Киприан в июне 1378
года решил смелым набегом, «изгоном» взять Москву. Он выехал из Киева в сопровождении
свиты из клириков и слуг общей численностью около 50 человек. С дороги он
отправил Сергию и его племяннику Федору, игумену московского Симонова
монастыря, краткое извещение о своем приближении к Москве. Между строк этого
сдержанного и лаконичного послания можно было прочесть его суть: призыв о
помощи. Митрополит понимал опасность своей затеи и не случайно сравнивал себя с
библейским Иосифом: «Иду же, яко же иногда Иосиф от отца послан к своей братии»
(91, 195). Судьба Иосифа, описанная в книге Бытия, была общеизвестна.
Посланный отцом проведать пасших скот старших братьев, он был схвачен ими и
продан в рабство чужеземцам.
Московский князь повсюду имел своих людей. Вовремя
узнал он и о приближении Киприана. Получив эту весть, Дмитрий действовал быстро
и решительно. На всех дорогах были выставлены отряды для задержания незваного
гостя. Посланные Сергием и Федором для его встречи клирики были перехвачены.
Однако и у Киприана была своя служба тайного
оповещения. Узнав о заставах на дорогах, он проехал окольными путями. Ему очень
хотелось попасть в Москву. Но здесь его ожидало горькое разочарование. Никакого
движения в его поддержку не было. Митрополит был ночью арестован и брошен в
темницу. Спустя сутки вместе с его людьми, которых московские стражники дочиста
ограбили, Киприан был выдворен из Москвы. Ему оставалось одно: с позором
вернуться в Киев.
На обратном пути, 23 июня, Киприан написал новое
послание к тем же лицам. Описывая свои злоключения и унижения, он упрекает
Сергия и Федора в нерешительности, а главное — в том, что они не позаботились о
«спасении души» князя Дмитрия. Прежде они допустили незаконное, противное
правилам святых апостолов возвышение самозванца Митяя, а теперь из-за их
бездействия князь совершил великий грех: надругался над святителем. Такого
страшного преступления еще не знала Русская земля. Согласно постановлениям
вселенских соборов и сам князь, и все, кто причастен к этому злодеянию,
подлежат отлучению от Церкви. Он, митрополит, данной ему от Бога властью
проклинает их.
Но это еще полбеды. Киприан высказывает «старцам»
самый тяжкий упрек: «Не весте ли, яко грех людьский на князи, и княжьский грех,
на люди нападает?» (9, 432). Зная, что для Сергия самое важное —
духовное спасение народа, Киприан посылает словесную стрелу именно в эту цель.
По существу, он обвиняет игумена в том, что тот причинил большой вред всему
народу, позволив князю совершить тяжкий грех.
В заключение Киприан и самих «старцев» лишает своего
благословения до тех пор, пока они не оправдаются или не покаются в своем грехе.
Послание Киприана должно было произвести сильное
впечатление на Сергия. Вскоре он отправил митрополиту грамоту, после которой их
добрые отношения возобновляются. Осенью 1378 года Киприан по-прежнему дружески
извещает Сергия о том, что собирается ехать в Константинополь, где будет добиваться
своей правды. Зная, с кем имеет дело, Киприан в письме не забыл подчеркнуть
высокую цель своей борьбы: «Яз бо славы не ищу, ни богатьства, но митрополию
свою… А смирения и съединения церковнаго желаю и христианьскаго» (91, 202).
Зимой 1378/79 года митрополит покинул Киев и,
претерпев много трудностей в пути, весной 1379 года прибыл на Босфор.
Однако перемены в его судьбе зависели не столько от
патриарха, сколько от князя Дмитрия Московского. Примерно год спустя он почтет
за лучшее примириться с Киприаном и пригласить его в Москву. Но уже осенью 1382
года Дмитрий вновь выдворит Киприана из Северо-Восточной Руси, куда митрополит
сможет вернуться лишь после кончины великого князя.
|