Какая-то часть известных
древнерусских пломб являлась актовыми печатями. Круг лиц, причастных к оформлению
великокняжеского завещания, с одним из которых можно связать данную
печать-пломбу, предельно ограничен: князья-братья, митрополит (известны как
печати, так и подписи митрополитов на духовных), другие представители высшего
духовенства (иногда — даже собор епископов), «душевные отцы»— игумены и попы,
бояре «вернейшие паче всех», выступавшие в качестве послухов, а также
великокняжеский писец.
Живых братьев в момент подготовки
завещаний у Калиты не было. Митрополит Феогност в документе не упомянут и,
видимо, в это время находился во Владимире, при своем кафедральном Успенском
соборе. О боярах речь шла выше.
Выбор остается невелик: либо
«душевные отцы», либо великокняжеский писец. Три послуха и в 1336 и в 1339 г. являлись
исключительно духовными лицами— попы Ефрем, Феодосии, Давыд. Архимандриты,
игумены и попы в Московской Руси имели право скреплять документы печатью.
Известна, например, восковая печать духовника-попа Ивана у завещания волоцкого
князя Бориса Васильевича 1477 года.
Но отождествление обладателя малой
буллы с кем-либо из перечисленных лиц наталкивается на противоречие: послухов
трое, а печать одна. Кроме того, неясно, соотносимы ли в данном случае традиции
восковой (особенно широко распространенной в XV в.) и свинцовой печати. Сужая,
таким образом, область поиска, приходим к фигуре великокняжеского дьяка-писца.
Роль этой должности при
великокняжеском дворе XIV — первой четверти XV в. раскрыта В. Водовым.
Дьяк-писец, как свидетельствуют материалы XV в., имел собственную печать и
право скреплять подписью государственные акты, выданные по велению сюзеренов.
До нас дошли две грамоты: «данная»
около 40-х и «разводная» 60—70-х годов XV в. за восковыми печатями и подписями
соответственно дьяка великого князя Ивана Владимировича Кулу дара Ирежского и
дьяка великой княгини Марии Ярославны Никифора. Но оправданно ли переносить эти
порядки на XIV век?
Обращает на себя внимание одна из
находок последнего времени в Новогороде. В 1992 г. на Троицком раскопе
в древнем Людином конце города в напластованиях середины — третьей четверти
XII в. найдена печать князя Святополка Изяславича, относящаяся к новгородскому
периоду его княжения (1078—1088 гг.), а неподалеку — малая свинцовая
печать-пломба с надписью на одной стороне по-гречески «Мефодий грамматик» (т.
е. писец) и изображением святого — на другой.
Обе печати немного подрезаны по
краям и вышли из одних рук. Очевидно, обе печати скрепляли не дошедший до нас
документ, что свидетельствует о существовании практики дополнительного
привешивания печати писцами-печатниками (в данном случае «ученого» грека)
вместе с печатями князей, которым они служили, с XI века.
В XIV в. завещания московских
князей оформляли следующие писцы: Кострома (первая духовная Ивана Калиты 1336 г.), Нестерко (духовные
Ивана Красного около 1358 г.),
Нестор (видимо, тот же самый Нестерко 1358 г.— первая духовная Дмитрия Ивановича 1372 г.), Внук (вторая
духовная грамота Дмитрия Ивановича 1389 года). При составлении духовной дьяк
был обязан подобрать более ранние духовные, подготовить проект-черновик
(который всегда должен быть «свершен», т. е. наготове), проредактировать его,
переписать набело, изготовить сопровождающие документы.
|