С одной стороны, он был полезен для возникавшего
самодержавия, так как потомки людей свободных и родовитых стали более всего
гордиться службой государю, и потому понятно, отчего все государи до конца XVII
века не уничтожали его; но, с другой стороны, этот обычай приносил также много
вреда государственным делам, потому что начальники спорили между собою в такое
время, когда для успеха дела нужно было дружно действовать и сохранять
дисциплину. Иван Васильевич, конечно, мог бы уничтожить местничество в самом
его зародыше.
Он этого не сделал, но умерял его своею самодержавною
волею. Таким образом, когда в походе против Литвы боярин Кошкин, начальствуя
сторожевым полком, не хотел быть ниже князя Даниила Щени, то государь приказал
ему сказать: «Ты стережешь не Даниила Щеню, а меня и мое дело. Каковы воеводы в
большом полку, таковы и в сторожевом. Это тебе не позор». Итак, Иван Васильевич
на этот раз лишил местничество своей силы на время войны. Этим он оставил
пример своим преемникам в известных случаях прекращать силу местничества,
объявляя наперед, что все начальники будут без мест, но все-таки не уничтожая
местничества в своем основании.
Кроме русского войска, московский государь отправил на
Литву татарскую силу под начальством бывшего казанского царя Махмет-Аминя,
которого он, по желанию казанцев, недавно заменил другим. Со своей стороны, неизменный
союзник Ивана Менгли-Гирей сделал нападение на южную Русь. Война шла очень
успешно для Ивана; русские брали города за городами; многие подручные
Александру князья попались в плен или же сами предавались Москве: так сделали
князья трубчевские (Трубецкие). 14 июля 1500 года князь Даниил Щеня поразил
наголову литовское войско и взял в плен гетмана (главного предводителя) князя
Острожского, потомка древних волынских князей: Иван силою заставил его вступить
на русскую службу.
Владения Александра страшно потерпели от разорения.
Мало помогло Александру то, что в следующем году, по смерти брата своего
Альбрехта, он был избран польским королем и заключил союз с ливонским орденом.
Ливонские рыцари под начальством своего магистра Плеттенберга сначала, вступавши
в русские края, одерживали было верх над русскими, но потом в их войске
открылась жестокая болезнь: рыцари, потерявши множество людей, ушли из
псковской области, а русские воеводы, вслед за ними, ворвались в ливонскую
землю и опустошили ее.
Так же мало оказал Александру помощи союз с
Шиг-Ахметом, последним ханом, носившим название царя Золотой Орды. Шиг-Ахмет
колебался и, служа Александру, в то же время предлагал свои услуги московскому
государю против Александра, если московский государь отступит от Менгли-Гирея.
Но Иван Васильевич естественно нашел более выгодным дорожить союзом с крымским
ханом. Менгли-Гирей поразил Шиг-Ахмета и вконец разорил остатки Золотой Орды.
Шиг-Ахмет бежал в Киев, но Александр, вероятно, узнавший об его предательских
намерениях, заточил его в Ковно, где он и умер.
Положение дочери Ивана, жены Александра, было самое
печальное. Она не могла отвратить войны, несмотря на все благоразумие, которое
она до сих пор выказывала в сношениях с отцом, всеми средствами стараясь
уверить его, что ей нeт никакого оскорбления и притеснения в вере, что ему, следовательно,
нет необходимости защищать ее.
Польские и литовские паны не любили ее, называли
причиною несчастья страны, подозревали ее в сношениях с отцом, вредных для
Литвы. До нас дошли ее письма к отцу, к матери и братьям, очень любопытные, так
как в них высказывается и личность Елены, и ее отца, и дух того времени, когда
они были писаны. «Вспомни господин государь, отец, — писала она, —
что я служебница и девка твоя и ты отдал меня за такого же брата, как и ты сам.
|