После суда богач предпочел отдать своему бедному брату
5 рублей, чем дожидаться, когда у лошади отрастет хвост. Поп не пожелал
расстаться с попадьей и откупился 10 рублями. Дал бедняку мзду и третий истец.
Слуге, которого прислал судья за «посулом», бедняк показал простой камень и
сказал: если бы судья «не по мне стал судить, убил бы его тем камнем». Судья
воздал хвалу Богу, что «по нем» судил, иначе этот камень полетел бы в его
голову.
Повесть вводит нас в накаленную обстановку жизни
России второй половины XVII в. Она обличала неправедное («по мзде»)
судопроизводство, но с благодушным юмором рисовала образ самого судьи — Шемяки,
решавшего дела в пользу бедняка, а не в пользу богатея и попа. Очевидно,
повесть сохранила какие-то далекие отзвуки благожелательного отношения к князю
Дмитрию, распространенные в демократической среде.
Князь Дмитрий Юрьевич Шемяка обладал качествами
незаурядного правителя. Беда его состояла в том, что он во многом обгонял свое
время, которое никогда не прощает тем, кто пытается заглянуть в будущее.
Продолжая дело Дмитрия Донского и своего отца, Дмитрий Юрьевич сделал все, что
было в его силах, чтобы объединить русские земли и нанести решительный удар
ордынским царям.
Но и для того, и для другого время еще не приспело.
Эти цели могли быть достигнуты лишь постепенно, а не вдруг, по мановению
волшебной палочки. Время волевого правителя-самодержца также было еще впереди.
Нужно было создать когорту верных сподвижников, которая бы обеспечила медленное
движение к заветной цели, а Дмитрию Шемяке не терпелось. Он мог зажечь своим
энтузиазмом на недолгий срок даже таких осторожных правителей, каким был Борис
Александрович Тверской, таких честолюбцев, как Иван Андреевич Можайский. Но на
этом дело кончалось.
Шемяка привык все делать сам, решать судьбы княжеств и
земель самостоятельно. При нем не заметно каких-либо видных деятелей из среды
боярства. Они предпочитали иметь дело с бесцветным Василием II, который давал
простор их инициативе. Шемяка только после 1446 г. понял, что надежной опорой
в борьбе с Василием II мог стать лишь Север с его особыми традициями, с его
вольной промысловой жизнью, широкими связями с Новгородом и Западом.
Но время было упущено, а доверие к Шемяке все уменьшалось.
В его войсках не заметно уже вятчан, которые составляли ударную силу в полках
его отца и старшего брата. Вятчане на своем опыте убедились, что галицкие
князья только использовали их в своих корыстных целях, не платя по векселю
ничего,
Постепенно все движение, возглавленное Дмитрием
Шемякой, перерождалось в обыкновенный средневековый разбой. И те, кто когда-то
с надеждой смотрел на князя Дмитрия, в ужасе отшатывались от его грабительских
походов последних лет.
История ничего не прощает неудачникам. Поэтому она
нарисовала портрет Шемяки с помощью его злейших врагов, исходя из результатов
его деятельности последних лет, забыв, что опыт борьбы галицкого князя за
единство Руси, против татарского ига позднее был широко использован именно
теми, кто не жалел сил для очернения Шемяки.
Мятеж не может кончиться удачей, —
В противном случае его зовут иначе.
|