Другая причина поражения Новгорода, тесно связанная с
первой, кроется в особенностях конкретной политической линии, взятой боярским
руководством в последние годы его пребывания у власти, — отрыв Новгорода от Русской
земли и его подчинение иноземному государю. Эта линия находилась в прямом
противоречии с интересами Русской земли в целом, с необходимостью объединения
всех сил для достижения политической независимости и сохранения самого
существования Руси, окруженной со всех сторон мощными и агрессивными соседями.
Пойдя во имя своих собственных интересов на явную политическую авантюру и
отдавая себя и свою республику под покровительство враждебного Руси иноязычного
и иноверного короля, боярская олигархия бросала вызов всей Русской земле, всей
складывающейся новой политической системе мощного централизованного
государства. Старые вечевые традиции «выбора» князей на этой фазе общественного
развития переросли в прямую измену интересам Русской земли и привели к полной
политической изоляции Новгорода, против которого поднялась вся Русь. Литовская
ориентация правящей верхушки способствовала крайнему обострению политической
борьбы в самом Новгороде и усилению социальных, классовых противоречий в
новгородском обществе. Политическая изоляция новгородской боярской олигархии
как в масштабах всей Руси, так и в пределах собственного города — вторая важнейшая
причина ее военного поражения.
Победа Москвы над Новгородом в 1471 г. — это прежде всего
победа новых центростремительных тенденций общественно-политического развития
Руси над старыми, центробежными. Решительное поражение Новгорода — это разгром
наиболее реального воплощения старой политической системы феодальной
раздробленности страны. С этой точки зрения падение феодальной республики —
факт огромного политического значения, один из наиболее существенных этапов в
создании единого централизованного Русского государства.
Вторая половина XV в. застает Новгородскую республику
на вечерней заре ее долгой и яркой истории, когда особенности общественного
строя, способствовавшие расцвету республики, в ходе исторического развития
обратились в свою противоположность. Еще живые в сознании тысяч новгородцев
традиции вечевой вольности, лишенные своего реального содержания, превратились
в тормоз дальнейшего развития и самого Новгорода, и всей Русской земли. Столкновение
старой традиции с реальными потребностями и задачами новой эпохи, разрушение
старых морально-политических ценностей, сопровождавшееся к тому же огромными
людскими и материальными потерями в ходе жестокой феодальной войны, не могли не
вызвать болезненного слома общественного сознания. Блестящая и заслуженная,
исторически оправданная и необходимая победа Москвы над Новгородом, выводившая
страну и сам Новгород на новые широкие пути исторического бытия, неразрывно
связана с трагедией уходящей в прошлое когда-то героической и жизнеспособной
вечевой «старины».
Непосредственные политические результаты похода 1471 г. зафиксированы в
Коростынском мирном докончании 11 августа 1471 г.
Как неоднократно отмечалось в литературе, текст
Коростынского договора в своей основной части почти дословно воспроизводит
Яжелбицкий договор 1456 г.
Новгород сохранил свою «старину», свой политический строй, почти всю территорию
республики, отказавшись формально только от Волока и Вологды (давно уже
фактически перешедших в руки Москвы); великий князь согласился держать Новгород
«в старине, по пошлине, без обиды», вернул перешедшие на его сторону Торжок и
Демон, сложив с них крестное целование, и т.п. На первый взгляд все осталось
почти по-старому. Но это только на первый взгляд.
Прежде всего, изменились сама процедура заключения
договора, его формулировки.
Договор 1456 г.
|
Договор 1471 г.
|
«Се приехали послове… и
докончали мир по крестным грамотам».
|
«И приехаша… и добили челом своей господе
великим князем, и кончали мир по крестным грамотам».
|
В договоре 1456 г. фигурируют послы — полномочные
представители суверенной (в своих пределах) власти. В 1471 г. новгородские
делегаты послами уже не названы. Еще более важно, что в 1456 г. они просто
«докончали мир», а в 1471 г.
— предварительно «добили челом», и при этом не просто великим князьям, а «своей
господе». Факт политического подчинения Новгорода великому князю в этой
вступительной статье подчеркнут со всей определенностью.
Исследователями уже отмечено включение в новгородскую
грамоту 1471 г
статей о конкретных обязательствах новгородцев порвать с Литвой — в грамоте 1456 г эти статьи
отсутствуют. Однако важно не только само обязательство, но и его формулировка.
4) «А за короля и за великого князя Литовского, хто король или
великий князь на Литве ни буди, от вас, от великих князей, нам, вашей отчине
Великому Новугороду, мужем вольным, не отдатися никоторою хитростью, а
быти нам от вас, от великих князей, неотступными ни х кому». 5) «А князей нам у
короля… себе на пригороды не просити, не приимати из Литвы князей в Великий
Новгород». 6) «Также нам, Великому Новугороду, отчине вашей, недругов
ваших… к себе в Новгород не приимати».
Итак, Великий Новгород не только отказывается впредь и
навсегда, при любых обстоятельствах, отдаваться королю или принимать «недругов»
Москвы, но и дважды называет себя «отчиной» великого князя. Это именно то название,
то обозначение Новгорода как неотъемлемой части Русской земли, которое
выдвигалось и подчеркивалось великокняжеской властью с начала 60-х годов XV в.
и было ее идейным знаменем в конфликте 1470—1471 гг. Новгородцы, приняв данную
терминологию, полностью капитулируют перед великим князем в важнейшем
политическом вопросе. Отмеченный факт не менее существен, чем органически с ним
связанная декларация о полном отказе от литовской ориентации, декларация,
означавшая принципиальное осуждение собственной новгородской политики
последнего десятилетия.
Обращает на себя внимание также термин «мужи вольные»,
примененный новгородцами к самим себе. Как мы видели, именно так официально называли
себя псковичи, с 1460 г.
находившиеся в полной политической зависимости от Москвы, но сохранявшие свое
внутреннее самоуправление. Употребление этого термина (и тоже в сочетании с
признанием себя «отчиной») новгородцами в тексте Коростынского докончания может
свидетельствовать об их стремлении к такому же статусу в составе Русского
государства, какой был у Пскова. Именно такое положение и зафиксировано
фактически Коростынским договором. В. Н. Бернадский видел в термине «мужи вольные»
дерзкий вызов, показатель «слепой приверженности» к «старине» и самоуверенной
ограниченности косного новгородского боярства. Это, однако, маловероятно. Перед
нами — согласованный обеими сторонами текст договора, в котором подобные выпады
едва ли были возможны.
Существенное значение с конкретно-политической и,
более того — с принципиально-идеологической точки зрения имеет и следующая
статья договора: 8) «А на владычество нам, Великому Новугороду, избирати… по
своей старине; а ставитися нашему владыце в дому Пречистые… на Москве… у митрополита…
а инде нам владыки опроче московского митрополита нигде не ставити».
Подобно тому как статьи 4 и 5 декларируют политическую
неотделимость Новгорода от Русской земли, а статьи 6 и 7 — его лояльность по
отношению к великому князю, эта статья определяет неотделимость новгородской
церкви от русской митрополии. Налицо решительный, бесповоротный разрыв со всеми
попытками (от кого бы они ни исходили) втянуть новгородскую епископию в орбиту
влияния литовского киевского митрополита. Тем самым один из существенных
вопросов конфликта 1470—1471 гг. решается целиком и полностью с позиций Москвы.
Характерна и заключительная часть документов:
Договор 1456 г.
|
Договор 1471 г.
|
«А на том на всем, князь великий… целуйте крест ко
всему Великому Новугороду…
|
«А на том на всем, господине князь великий…
целуйте… крест ко всему Великому Новугороду…
|
Такоже и посадник и весь Великий Новгород целуйте
крест к великому князю…»
|
Также… весь Великий Новгород целуем крест ко
своей господе, к великому князю…»
|
Употребленный в начальной статье грамоты термин
«господа», «господин» по отношению к великому князю повторен и в заключении.
Это — новый политический термин, отсутствовавший в прежних
новгородско-московских актах.
Таким образом, несмотря на традиционность большей
части своего текста, включавшего без изменения статьи прежних
новгородско-княжеских докончаний (восходящих в основе к грамотам XIII в.),
новгородская грамота о Коростынском договоре содержит принципиально важные
новые моменты. Она не только уточняет и конкретизирует политические
обязательства новгородцев, сводящиеся к полному отказу от ориентации на
чужеземные силы, но и впервые декларирует политический статус Новгорода как
«отчины» великого князя, неотъемлемой части Русской земли и признание «мужами
вольными» главенства над собой своей «господы» — великих князей всея Руси.
Именно в этом основной, принципиально новый смысл документа, тем самым
существенно отличающегося и от Яжелбицкого, и от всех предыдущих договоров.
Московский текст Коростынского договора также в
подавляющем большинстве статей воспроизводит условия Яжелбицкого мира.
Терминология этого текста консервативна — делегаты Новгорода в нем всюду
названы по-старому «послами». Новой является статья 24 о пропуске псковских
послов через Новгородскую землю и новгородских через Псковскую. За ней следует
пять новых статей, отсутствовавших в Яжелбицком договоре. Все они связаны с вопросами
судебного устройства.
Первая из новых статей устанавливает единый принцип
судебного разбирательства о татьбе и разбое. Каждая из сторон должна разбирать
эти дела на своей территории, охраняя права представителей другой стороны. По
существу эта статья означает отрицание экстерриториальности уголовного суда.
Статья усиливает гарантии правосудия в отношении москвичей в Новгородской земле
и новгородцев — на территории великого княжества. Ее следует рассматривать в
контексте не московско-новгородских отношений, а в более широком плане — как
шаг в новом судоустройстве в масштабах всей Русской земли.
Зато следующие четыре статьи посвящены специально
вопросам судебного устройства в самом Новгороде. Статья 26 носит
принципиальный, декларативный характер: «А что грамота докончалная в Новгороде
промежь себя о суде, ино у той грамоты быти имени и печати великих князей».
|