Но как ни щедры были русские князья на дары и лесть
ханским вельможам, решение Великого хана о проведении переписи по всей Руси
оставалось в силе. Князья только-только вернулись из Орды, а вслед за ними
пожаловали во Владимир и ханские „численники" для переписи новгородской земли.
Александр знал, что на сей раз именно он — как великий
князь Владимирский — непременно должен заставить новгородцев смириться с
переписью. В то же время князь не хотел доводить дело до вооруженного
столкновения с новгородцами, проливать русскую кровь. Да и мог ли он навести
татарскую рать на Новгород — город, с которым связана была вся его жизнь?
Задача, стоявшая пред Александром как полководцем и
политиком, была крайне сложной: гордые новгородцы поклялись скорее умереть, чем
признать над собой власть „поганых". Казалось, ничто не может подорвать их решимость.
Однако князь хорошо знал этих людей — столь же храбрых, сколь и легкомысленных,
впечатлительных. Скорые на слово, новгородцы были по-крестьянски неторопливы на
дело. К тому же их решимость сражаться отнюдь не была единодушной. „Вятшие
люди" — бояре, купцы, зажиточные ремесленники — хотя и не решались открыто
призывать к благоразумию, но в душе готовы были откупиться от татар.
В начавшейся бескровной или, выражаясь современным
языком, „психологической" войне с новгородцами Александр решил прибегнуть к
средству, которое точнее всего было бы в данном случае определить как военную
хитрость. В Новгород был послан некий Михаило Пинешинич — новгородец, преданный
Александру. Он уверил земляков, будто на них уже послано татарское войско. Оно
стоит во владимирской земле и в любой момент готово двинуться на Новгород.
Это известие произвело на новгородцев очень сильное
впечатление. Перед лицом страшной опасности они дрогнули, вновь обрели здравый
смысл и согласились принять татарских „численников".
Зная изменчивость настроений новгородцев, Александр
поспешил закрепить достигнутый успех. Он не только сам прибыл в Новгород вместе
с „численниками", но и привел с собой сильнейших князей Северо-Восточной Руси —
своих братьев Андрея Суздальского и Ярослава Тверского, а также Бориса Ростовского.
Все они, разумеется, явились на берега Волхова в сопровождении многочисленных
дружин. Обо всем этом, а также о завершении переписи лаконично и выразительно
повествует новгородский летописец.
„В лето 1259 зимою приехал с Низа (т. е. из
Владимирской земли. — Н. Б.) Михаило Пинешинич со лживым посольством,
говоря так: „Соглашайтесь на число, не то полки татарские уже на Низовской
земле". И согласились новгородцы на число. В ту же зиму приехали окаянные
татары сыроядцы Беркай и Касачик с женами своими и иных много. И был мятеж
велик в Новгороде. И по волости много зла учинили, когда брали тамгу окаянным
татарам. И стали окаянные бояться смерти и сказали Александру: „Дай нам
сторожей, чтобы не перебили нас". И повелел князь сыну посадникову и всем детям
боярским стеречь их по ночам.
И говорили татары: „Дайте нам число, или мы уйдем
прочь". Чернь не хотела дать числа, но сказала: „Умрем честно за святую Софию,
за дома ангельские".
Тогда раздвоились люди: кто добрый, тот стоял за
святую Софию и за православную веру. И пошли вятшие против меньших на вече и
велели им согласиться на число. Окаянные татары придумали злое дело, как
ударить на город — одним на ту сторону, а другим — озером на эту. Но возбранила
им, видимо, сила Христова, и не посмели.
Испугавшись, новгородцы стали переправляться на одну
сторону к святой Софии, говоря: „Положим головы свои у святой Софии".
А наутро съехал князь с Городища, и окаянные татары с
ним. И по совету злых согласились новгородцы на число, ибо делали бояре себе
легко, а меньшим зло. И начали ездить окаянные татары по улицам и переписывать
домы христианские. Взяв число, уехали окаянные, а князь Александр поехал после,
посадив сына своего Дмитрия на столе" (25, 96–97).
|