Почитаемые средневековьем провидцы обладали
способностью видеть суть вещей сквозь призму повседневности. Их устами говорил
и огромный народный опыт, и тончайшая интуиция. Они чувствовали биение живого
пульса жизни. Инок Троицкого Клопского монастыря не мог беседовать в 1471 году
с посадником Немиром— он умер за много лет до этого. Но память о нем была жива
в народном сознании. Пророчество, приписываемое Михаилу Клопскому, — образное
выражение народных предчувствий и опасений, носившихся в воздухе.
Как когда-то Шемяка, так и новгородские посадники в
роковые зимние месяцы 1471 года шли своим путем. «Литовская» партия решительно
брала верх.
Князь Михайло, «приехав в Русу, оброки вся пограбив
силою». А дальше, от Русы до рубежа, он ехал как через вражескую землю, «поспу
и живот и головы войною великою пограбив», ведя с собою захваченных в плен. Михаил
Олелькович по своей психологии оставался удельным князем с узким кругозором
повелителя маленького мирка. Псковский летописец увидел в его поведении
возмездие новгородцам за то, что они забыли «великих княжей своих государев
старины, а помощи своя требуя от литовских князей и от короля».
Март 1471 года —новый рубеж в московско-новгородском
конфликте. Великий князь и митрополит снова обратились с посланиями к
новгородцам. Возможно, поводом для этого был отъезд Олельковича — в Москве
могли возникнуть надежды на благоприятные перемены в новгородской политике.
Через своего посла Ивана Федоровича Товаркова-Пушкина, потомка героя Невской
битвы и предка великого поэта, Иван Васильевич разъяснял свою политическую
платформу, свое понимание «старины». «Отчина есте моя, людие Новогородстин,
изначала от дед и прадед... от великого князя Володимера, крестившего Русь, от
правнука Рюрикова... от того Рюрика... до великого князя Дмитреа Юрьевича
Всеволода Володимерьского... Мы владели вами и жалуем вас и бороним от всем. А
и казнити волны же есмь, коли на нас не по старине смотрети начнете. А за
королем ни за которым, ни за великим князем Литовским не бывали есте, как и
земля ваша стала».
Итак, «старина» в том, что Новгород искони, от времен
Рюрика, входит в состав Русской земли, управляемой великими князьями. Великий
князь «боронит» Новгородскую землю от всех врагов, но волен и наказать за
отступничество от «старины». Идея исконного единства Русской земли и
преемственности ее политической традиции, передаваемой от Киева через Владимир
в Москву, здесь впервые выражена предельно ясно.
Послание митрополита Филиппа также исходит из этой
основной идеи, но обволакивает ее моральными сентенциями и' бесчисленными
апелляциями к церковным авторитетам.
И светский глава Русской земли, и церковный ее пастырь
обращались к новгородцам с призывом не отступать от «старины» и (как это
выразил более красноречивый митрополит) смириться «под крепчюю руку... государя
рускых земль, под своего господина под великого князя Ивана Васильевича всея Руси»,
Речь шла о сохранении единства Новгорода со всей Русской землей. «Старина»
переплеталась с новым: впервые в официальном документе великий князь был назван
государем всея Руси.
Но все было напрасно. Господа на этот раз твердо
решила ориентироваться на Казимира. По-видимому, именно около этого времени с
ним было достигнуто принципиальное соглашение.
Перед нами — копия договора с Казимиром, хранящаяся
ныне в Публичной библиотеке в Ленинграде. Копия близка по врем.ени к
подлиннику. Договор заключался королем с послами «от нареченного на владычество
Феофила, и от посадника степенного Василья Максимовича, и от всего Великого
Новагорода мужей волных»? Послы «посадник новогородцкии Офонас Ос-тафьевич, посадник
Дмитрей Исаковичь, и Иван Куз-мин, сын посадничь, а от житьих Панфилеи
Селифон-товичь, Кирило Ивановичь, Яким Яковличь, Яков Зи-новьевичь, Степан
Григорьевичь», ответственные Представители Господина Великого Новгорода,
заключили .самый страшный договор в истории своего города.
«А держати ти, честны король, Велики Новъгород на сей
на крестной грамоте. А держати тобе, честному королю, своего наместника на
Городище... А дворецкому твоему жити на Городище на дворце, по новогородцкой
пошлине...»
Вся новгородская «старина» и пошлина, веками служившая
основой договоров с великими князьями всея Руси,— вся она теперь
переадресовывается «честному королю» и великому князю Литовскому.
Королевский наместник и королевский дворецкий — на
Городище, в резиденции великих князей. Совместный суд наместника с посадником
«во владычне дворе, на пошлом месте...». Совместный суд королевского тиуна «с новогородцкими
приставы...». Судебные пошлины королевскому наместнику за «поле» (судебный
поединок) между новгородцами... Длинный перечень новгородских волостей с
указанием королевских доходов... Руса, Ладога, Ижора... Старые, знакомые имена.
Когда-то здесь держали варницы, охотились и ловили рыбу на Александра Невского.
Теперь, значит, будут держать варницы на Казимира Ягеллончика и платить
«честному королю» пошлины за «проезжий суд». Пожни великокняжеские теперь «твои
и твоих муж», гарантировали Казимиру новгородские бояре.
Молвятицы, Кунск, Стерж, Жабно... Эти волости и раньше
упоминались в договорах Новгорода с Литвой: еще в 40-х годах Казимир получал с
них доходы куницами, белками, рублями. Другое дело Волок и Торжок, спорные
места с великим князем. Здесь теперь королю «тивун свои держати на своей чясти,
а Новугороду на своей чясти посадника держати».
И по-прежнему «смерд потянеть в свои потуг к
Новугороду, как пошло». Для смердов действительно все останется
по-старому — они будут кормить Великий Новгород, теперь подвластный польскому
королю, и нести все повинности «как пошло».
Надо отдать справедливость составителям договора. Они
действительно предусмотрели все. Привилегии подлинных хозяев Великого Новгорода
сохранялись и даже возрастали. Воспрещались королевские торговые пошлины: «от
мыта кун не имати»—«мыт» оставался монополией новгородских властей. Наместник и
дворецкий Казимира могли держать на Городище не более пятидесяти человек: боярству
не нужна была - королевская сила в городе.
|