Холодная, бесснежная зима, когда «реки и болота
вымерзли, рыбы и гады изомроша», близилась к концу. Наступил март 1477 года.
Новгородцы предпринимают новое посольство в Москву. Неожиданно обращение их к
великому князю.
«Архиепископ новгородский Феофил и весь Великы
Новгород прислали к великым князем, Ивану Васильс-вичю и сыну его Ивану, послов
своих, Назара подвой-ского да Захариа, дьяка вечного (вечевого.—10. А.), бити
челом и называти себе их государи,— сообщил московский летописец и прокомментировал:
— А напред того, как и земля их стала, того не бывало. Никоторого великого
князя государем не зывали, но господином».
Именно так оно и было. Во времена феодальной
раздробленности титулы «господин» и «государь» имели разное политическое значение.
«Господин» — это титул сюзерена по отношению к вассалу. Он — глава политической
власти, но и вассал пользуется известными политическими правами. Главное же —
их отношения основаны на договоре (хотя и не равноправном), носят характер
взаимных обязательств, обусловленных определенным соглашением. Именно таким
договором, определившим положение великого князя как «господина» по отношению к
Новгороду, и было Коростынское докончание 11 августа 1471 года.
«Государь» — феодальный властитель. Он имеет дело не с
вассалами, а с подданными. Власть его над ними основана не на договоре, не на
учете взаимных нрав и обязанностей, а на признании его безусловного авторитета
и безусловном ему подчинении. Термин «господин» соответствовал порядкам иерархической
феодальной федерации, какой была Русская земля на протяжении трех веков.
Вступая между собой в сложные договорные отношения, княжества и города в каждом
случае определяли, кто является для них «господином». Термин «государь»
соответствовал уже новому времени, времени создания единого государства с
единым центром, единой властью, единой политикой.
Разница была большая. Тонкие, политичные псковичи
хорошо понимали эту разницу. Обращаясь к великому князю, они называли
его одновременно и «господином», и «государем». «Господину государю великому князю»,—
писали они. Двойственность обращения подчеркивала двойственность
юридического положения Пскова: это «отчина» великого князя и вместе с
тем «добровольные люди». Безусловность подчинения «отчины»
ее «государю» сочетается с правами «добровольных людей» по отношению к их
«господину». Господин Псков берег свою «старину» и не хотел с ней расставаться.
Но он-понимал неотвратимость подчинения великому князю. «Господину государю»
— это попытка соединить новое со старым, попытка балансировать на тонком канате,
попытка сохранять свое лицо в безальтернативной, в сущности, ситуации.
Обращение новгородских властей к великому князю и его
сыну с просьбой «называти себе их государи» означало ни больше ни меньше как
добровольный отказ от остатков формальной автономии, от остатков вассальных
прав и переход к полному, безоговорочному подчинению главе Русского государства.
Это — логическое завершение процесса политического умирания старой боярской
республики.
Кто же пошел на этот шаг, логически неизбежный,
необходимый, но тем не менее страшный для новгородских порядков? Кто взял на
себя смелость добить умирающую феодальную республику? Официальный московский
летописец утверждает, ,как мы видим, что инициатором посольства Подвойского Назара
и дьяка Захария были архиепископ Феофил и «весь Велики Новгород», т. е.
новгородское вече. Посмотрим, подтверждают ли это дальнейшие события.
Получив предложение новгородцев называть себя их
«государем», великий князь стал готовить ответное посольство «покрепити того,
какова хотят государьства их отчина Великы Новгород». Речь шла о
выработке новых положений внутреннего устройства Новгорода. Только 24
апреля отправились в путь великокняжеские
послы. Это были бояре Федор Давидович Хромой,
один из победителей на Шелони (после Коростынского мира он приводил
новгородцев к «целованию» и получал с них «серебро» — контрибуцию), Иван
Борисович Тучка Морозов и дьяк Василий Долматов. 18 мая послы прибыли в
Новгород и остановились в великокняжеской резиденции на Городище.
По словам псковского летописца, боярин Федор Давыдович
выступил на вече. Ссылаясь на то, что новгородцы «князем выликым своих послов
присылали и [с] своею грамотою, а что его... государем собе назвали», он
изложил программу великого князя: «Суду его [у] вас в Великом Новегороде быти.
И по всем улицам седити князя великого тиуном. И Ярославля вам дворище великим
князем очистити. И в великих князей суд [вам] не [в]ступати».
По единодушной оценке всех летописцев — и официального
московского, и независимого псковского, и устюжского (сохранившего, по мнению исследователей,
фрагменты не дошедшего до нас новгородского летописания)—это заявление вызвало
на вече бурю. Вече прежде всего дезавуировало новгородских послов. «С тем есмя
не посылывали»,— заявили новгородцы «и назвали то лжею»,— сообщает московский
летописец. Это сообщение не совсем ясно. Что именно было «лжею» — что послы
ездили в Москву или что их посылало вече? Устюжский летописец поясняет: «То
посылали бояря, а народ того не ведает... И начаша народ на бояр за то злобу
имети».
Вот теперь все как будто становится на свои места.
Вече не отрицало ни самого факта посольства, ни факта челобитья послов о титуле
великого князя. Но вече решительно отмежевалось от бояр — от тех, кто был
инициатором посольства, кто вложил послам в уста предложение великому князю
стать «государем» в Великом Новгороде.
Отсюда вытекают два принципиально важных следствия.
Во-первых, посольство Подвойского Назара и дьяка
Захария в марте 1477 года действительно имело место, как и предложение великому
князю «называти себе их государи». Тем самым опровергается мнение тех
исследователей, которые считают сообщение Московской летописи об этом
посольстве позднейшей искусственной нставкой, т. е. фальсификацией.
Во-вторых, посольство Назара и Захария действовало
фактически не от имени веча, а от имени бояр, хотя и выдавало себя
за представителей веча.
|